Больше я ничего не добавляю, потому что содержимое моего телефона может быть приобщено к делу.
На самом деле мне хочется написать: «Черт побери! Это Коннор Мосс!».
Спустя мгновение Монтроуз отвечает, что придет через пять минут.
Чтобы скоротать ожидание, я захожу на «Фейсбук». Конечно, вряд ли я найду что-то интересное. Монтроуз уже проверил соцсети в первый же день расследования и ничего не обнаружил.
Я пролистываю страницу. Несколько лет назад я добавила Адама в друзья. Целых три дня ждала, как нервная школьница, думая, что он меня забыл, прежде чем он все-таки принял мой запрос. Я написала что-то невинное у себя на странице, и он поставил мне лайк. Вот и все наше общение. У него больше тысячи друзей в «Фейсбуке» – по моим меркам это невероятно много. У меня их меньше сотни. Я не самый популярный человек.
Я смотрю на страницу Адама. С тех пор как я заходила на нее в последний раз, он успел загрузить прекрасную фотографию Обри, снятую, похоже, в тот самый день, когда ее мать похитили. Обри стоит перед входом в «Глицинию» со своим маленьким розовом чемоданчиком и улыбкой до ушей. Когда она подрастет, эта фотография наверняка станет для нее неприятным напоминанием о том, что случилось позднее.
Я читаю слова поддержки, сопровождающиеся в кои-то веки уместно употребленным смайликом-сердечком.
Потом я захожу в профиль Софи. Она вела публичную страницу, которая теперь навсегда застыла во времени. Накануне поездки Софи опубликовала запись, сказав, что надеется найти на Худ-Канале свое новое «счастливое место».
– Нам всем нужно счастливое место, разве не так? – написала она.
Так, но Софи свое не нашла.
Я пролистываю посты, где ее отметили. Некоторые из них были сделаны ее друзьями из «Старбакса». Еще она выкладывала фотографии Обри и Адама. Мне тяжело на них смотреть. Целая жизнь, от которой остались лишь следы в интернете.
Я замечаю рекламу «исторических коттеджей на берегу Худ-Канала – снимите один или все три». На фотографии видны «Глициния», «Хризантема» и «Лилия» во время отлива. Бетонная дамба покрыта раковинами и морскими желудями. У Софи было 640 друзей в «Фейсбуке». Я пролистываю их список и узнаю некоторые фотографии: Жанна Фонг, Хелен Флинн…
И еще одна.
Коннор Мосс
Работает в: «Синяя дверь»
Учится в:
Живет в: Сиэтл, Вашингтон
– Что случилось? Видео с твоей кошкой наконец-то набрало десять лайков?
Монтроуз пришел и застал меня за пролистыванием страницы «Фейсбука». В своих модных ботинках и голубой рубашке с длинными рукавами он похож на профессионального парковщика. От него пахнет сигаретным дымом, и я надеюсь, что он взял в собой леденцы.
Я передаю ему свой телефон.
– Позвонили из лаборатории. ДНК в теле Уорнер принадлежит Коннору Моссу.
Его глаза расширяются:
– Такого я не ожидал.
Его нелегко удивить. Но в этот раз он потрясен не меньше, чем я.
– Да, я только что говорила с Сарой. И вот еще что, Монтроуз. Я зашла на «Фейсбук», пока ждала тебя, и Коннор есть у Софи в друзьях. И она писала на странице, куда поедет на выходные.
Он наклоняет голову, глядя на маленький, покрытый трещинами экран моего телефона.
– Они были знакомы? Как мы это упустили?
Не мы, а он, но я его не виню. Он ненавидит соцсети, потому что плохо в них разбирается.
– Не обратили внимания, бывает, – говорю я. – Но он знал, куда она отправилась. Не знаю, что между ними было, но что-то здесь явно не так.
Монтроуз кладет мой телефон на стол и пододвигает ко мне:
– Отличная работа, Ли.
Я улыбаюсь и встаю.
– Слушай, – говорит Монтроуз, пока мы идем по коридору к кабинету шерифа, чтобы ввести его в курс дела, – я был готов поклясться, что это Джим Койл.
– Я тоже. Надо поговорить с прокурором, чтобы получить ордер на арест.
62
Коннор
Стоит мне выйти на пробежку, как кто-то зовет меня по имени. Это детективы из округа Мейсон Ли Хуземан и Зак Монтроуз. Я поворачиваюсь к ним и спустя долю секунды понимаю, что ничего хорошего меня не ждет. Мрачные лица. Пронзительные взгляды. Плотно сжатые губы.
На меня накатывает тошнота.
– Коннор Мосс, – говорит детектив Монтроуз, – поднимите руки над головой.
Я подчиняюсь.
– В чем дело? – спрашиваю я, хотя это и так очевидно.
Кристен, как раз собиравшаяся на работу, распахивает дверь.
– Что происходит? – восклицает она.
Детектив Монтроуз велит мне сложить руки за спиной, и я так и делаю, дрожа от волнения.
– Я адвокат, – говорит Кристен.
– Мы в курсе, – отзывается детектив Хуземан, бросая взгляд на своего напарника.
Кристен не отступает:
– Что вы здесь делаете?
Они не обращают на нее внимания.
– Коннор Мосс, – говорит детектив Хуземан, – вы арестованы по подозрению в убийстве.
Они зачитывают мои права. Я вспоминаю прошлый раз, когда слышал эти слова: после той аварии в Южной Калифорнии. С тех пор я ни разу в жизни даже скорость не превышал. Я никогда не утаиваю чаевые. Плачу даже больше налогов, чем следовало бы. Я соблюдаю дух и букву закона, потому что раскаиваюсь в том, что натворил. Я не злюсь, что судимость изменила всю мою жизнь. Я сам в этом виноват. Я никогда, ни разу в жизни, не пытался отрицать свою вину.
Когда на моих запястьях защелкиваются наручники, я чувствую, как кровь отливает от моего лица. Я бегаю почти каждый день. Два раза в неделю тягаю грузы в спортзале. Я работаю в ресторане и прекрасно разбираюсь в здоровой пище. Но сейчас, стоя в шортах и футболке со скованными руками, я думаю, что вот-вот потеряю сознание прямо перед детективами и моей женой.
– Я ни в чем не виноват, – говорю я.
– Ни говори не слова. Я возьму сумку и поеду следом.
Это Кристен. Она стоит прямо за детективами. Говорит спокойным и размеренным тоном, и ее голос меня успокаивает. Она меня знает. Она знает, что я ни за что не стал бы причинять кому-то вред.
Они называют ее имя.
Софи Уорнер.
Мои глаза наполняются слезами, и происходящее затягивает меня, как водоворот. Как ни странно, я не стыжусь своих эмоций. Я позволяю себе заплакать. Я погружаюсь все глубже. Я беспомощен. Я не контролирую происходящее. Мое зрение затуманивается, но я по-прежнему вижу Кристен. Ее губы движутся, она говорит, что все будет в порядке. Почему-то ее эмоции не совпадают со словами, которые она произносит, как в старом японском фильме с английским дубляжом. Что-то не так. Может быть, она вспоминает выходные на Худ-Канале. Может быть, она увидела меня в новом свете.
