Крылья феи царапают мою грудь, когда я прижимаю ее к себе, так тесно, как только могу. И двигаюсь за нас обоих, доводя прежде всего до экстаза ее, и Юля скребется ногтями по моим плечам так сильно, что кожа начинает гореть. Значит, я на правильном пути.
Опрокидываю ее на спину, приподнимаю ягодицы и снова беру.
Потому что не могу иначе. Лучше, чем она не будет. Круче, чем с ней уже ни с кем не будет.
Но она хрупкая фея. А я долбанный смертный.
Она кусает губы, давясь стонами, и напрягается всем телом, замирает, обхватывает меня так, что я с трудом, рывками продолжаю двигаться. А потом она кричит, чересчур громко, так что я опять едва не падаю на нее, потому что должен срочно заставить ее замолчать, но вместо этого нахожу ее губы и вдруг кончаю сам, захлебываясь собственными стонами и ее рваными судорожными вдохами.
Глава 18
Решение зрело долго.
Я держался. Из последних чертовых сил, но держался. Хотя и понимал, что шансов избежать расплаты у меня нет.
Смс от Маяка я получил накануне Нового года, но не стал открывать.
Сообщение провисело не просмотренным вплоть до того момента, пока не пришел Кудряш, а я чуть не уронил «Селедку под шубой» на пол на глазах у всех. Руки тряслись. От ревности, обиды и злости.
Что меня так разозлило, что я сделал последний шаг и ткнул на горящий конверт?
В очередной раз ретировавшись из-за стола, где царствовал Розенберг и моя мать, на кухне я взял телефон в руки, но тогда открывать не стал. Посмотрел на конверт и спрятал телефон обратно в карман, умялся холодной водой.
Тогда я еще держался.
За ненастоящую семью, за хрупкое ощущение праздника. За Юлю.
Но потом ко мне на кухню пришел Розенберг, которого я старался избегать. И не зря.
Я сказал ему правду — про парня-боксера, потому что не мог выслушивать про «одинокую Юлю», и о том, что они должны быть вместе. Не сказал только, что это я занимался боксом. И с легкостью ему наваляю, если он не уймется.
Розенберг этого не понял.
Стал рассказывать, что ничего этому боксеру не светит с Юлей, которая весной, стоит только снять карантин, улетит в Европу строить карьеру.
Я понятия не имел о планах Юли, а теперь, когда узнал о них от Розенберга, все равно не имел права требовать, чтобы она, прима-балерина, отказалась от дела всей своей жизни и осталась со мной, в России.
С неудачником. На котором висели два огромных долга.
Вот тогда я и подхватил тарелку с «Шубой», но не впечатал лицо Розенберга в лилово-белые разводы майонеза. Снова сдержался, хотя внутри все клокотало.
Вылетел в столовую, но на пороге услышал мамины слова. Которые только подлили масла в огонь.
Я отдал салат Юле, а сам закрылся в спальне. Вытянул сигарету, зажег ее и выдохнул горячий дым в холодную ночь.
И открыл смс.
«DB11 AMR»
Ничего не значащие для стороннего наблюдателя буквы в сообщении Маяка. А у меня аж под ложечкой засосало от желания стиснуть руль, ощутить мощь вибраций и как скорость вдавливает тело в сидении анатомической формы. Триста тридцать четыре километра в час на максимальных оборотах.
Кому понадобился такой зверь в городе? Кто его хозяин? Мажор, который держит этого зверя в загоне, а выкатывает только, чтобы снимать телок?
Может, если бы мне давали водить, а не держали взаперти без прав, я бы не сделал стойку на этот Aston Martin. А так… У меня даже голова закружилась.
Я пробил цену новой — почти сто семьдесят миллионов рублей. Я не должен был Маяку столько. А загреметь за угон такой тачки можно было надолго.
«Почему такая дорогая? Мой долг меньше».
«Или так, или никак», — моментально отозвался Маяк.
Сейчас он наверняка с семьей, с той седой худой женщиной, тоже за столом и елкой, если евреи вообще отмечают новый год. Кажется, нет. Может, поэтому и ответил так быстро.
А потом пришла Юля и попыталась снизить уровень моего стресса своими объятиями. Вряд ли в ее книжке, которой она верила, написали, что пусть ваша девушка обнимает вас двадцать секунд, и тогда с вас чудом спишут несколько миллионов, а еще через двадцать не нужно будет вставлять голову в петлю. И все станет хорошо.
Объятия не помогли. Только все испортили.
А потом все и вовсе полетело к чертям.
Когда Розенбрег свалил, от мамы я снова выслушал, что только и делаю, что порчу окружающим жизнь. И особенно ей только тем, что родился так рано. Я никогда не знал, как защищаться от таких обвинений. И только сейчас, впервые, наконец-то оскалился:
— А надо было сделать аборт.
Она посмотрела на меня с пробирающим до печенок равнодушием.
И я понял. Я действительно мог не родиться. Если бы что-то или кто-то ей не помешали.
Кажется, я послал ее. Впервые прямым текстом велел убираться из моей жизни и оставить меня в покое.
Не лучший поступок, который никак меня не красит. Но с меня было достаточно. Как только за ней закрылась дверь, я стал собирать вещи. Играть в несуществующую семью с матерью, которая всю жизнь жалела о твоем рождении, было выше моих сил. Разговор с Платоном ничему не помог.
Когда отец Юли ушел, в недрах моего шкафа нашлась бутылка дешевого кислого вина, и я расковырял пластиковую пробку перочинным ножиком, чтобы не идти за штопором на кухню.
Я решил пожить отдельно.
Пока не отдам долг.
«Где?»
Я ждал питерский адрес, какого-нибудь элитного района, но вместо него получил:
«Воронеж».
«Астон Мартин» был даже не в Москве, а у черта на куличках.
Тринадцать часов на поезде. Тысяча двести километров, я сверился с гуглом. И нужно было добраться туда в период карантина и пандемии, когда даже собственную улицу покинуть уже было проблемой.
«Сроки?»
Я осушил половину бутылки, когда прочел ответ:
«Месяц».
Даже подготовка заняла бы ровно вдвое больше времени. Изучить систему безопасности, привычки владельца, распорядок и режим. Машина не портмоне, ее нельзя угнать за считанные секунды незаметно, пока владелец стоит в пробке.
«Время пошло», прилетела вторая смс.
А это значит, что рассиживаться нельзя. Побросал теплые вещи в рюкзак, оглядел разворошенную спальню. На этот раз я задержался в этой комнате дольше, чем в первый раз.
Но остаться все равно не удалось.
Я собирался лечь спать, когда в дверь постучалась Юля.
Я все-таки вручил ей подарок, который уже покупал с предчувствием необратимого. Только не знал, что все будет настолько хреново и валить придется аж в Воронеж.
