Скрипки издают жалобный визг, а духовые от удивления будто заходятся в саркастическом кашле. Клавишные суетятся и обрывают мелодию на полуслове.
Я не путалась в пуантах со временем начальной школы. Должно быть, лента ослаблена? Но нет, пальцы держатся хорошо. И только колени меня совсем не слушаются, даже когда Розенберг протягивает мне руку и помогает встать.
Боюсь смотреть на Еву Бертольдовну, но ее голос развеивает мой страх.
— Ты просто устала, Юленька. Такое напряжение… Немудрено. Возьми паузу. Майя, на исходную.
Оказывается, фраза «возьми паузу», о которой я столько мечтала, пока слышала от нее вечное «еще раз», звучит невероятно уничижительно. Киваю и стремительно покидаю сцену, стараясь не вслушиваться в то, что Ева Бертольдовна объясняет Майе, которая будет танцевать партию вместо меня, если со мной что-то случится.
Но ведь со мной ничего не случится, верно? Это всего лишь перенапряжение.
Не более.
Бегу к себе в спальню, срываю трико, белье и встаю под освежающий душ. Перенапряжение, точно. Струи душа неприятно покалывают кожу на груди, и я встаю к воде спиной. Так гораздо спокойней. Видимо, спортивный лиф опять сильнее, чем надо пережал грудь.
Выхожу, одеваюсь и звоню Лее.
Хочу поболтать и отвлечься. Удается. Лея рассказывает о каком-то празднике, который скоро будут отмечать в Израиле, и о том, как сильно все готовятся к нему, ведь после карантина это настоящая радость. Киваю и слушаю, пока машинально тянусь к еде, оставленной на прикроватной тумбочке.
Пока не натыкаюсь на странный взгляд Леи на экране телефона.
— Что ты ешь?
— Это черный хлеб, — отвечаю. — У вас такого нет?
— Я знаю, как выглядит черный хлеб, Лю. Но что ты на него только что намазала сверху?
— Это сметана. Обезжиренная, разумеется. Очень вкусно.
— Ты в курсе, что уминаешь уже третий кусок черного хлеба со сметаной? У тебя все нормально?
— А что такое?
— Лю, ты обычно хлеб вообще не ешь.
— Но он черный и с отрубями! И я совсем чуть-чуть! Мне очень захотелось. Я вчера, когда его в магазине увидела, у меня прямо слюнки покапали, можешь себе представить? А потом увидела сметану и… Что такое? Ты опять вот так на меня смотришь. Как будто я здесь селедку с медом ем.
— А хочется? — осторожно спрашивает Лея. — Середку с медом? Огурец с вареньем?
— Нет! Я… Ничего такого мне не хочется! Что ты прицепилась?
— А как там твой парень? — все также осторожно говорит Лея. — Вы давно виделись?
— Давно.
— Насколько давно?
— Да тебе что, сроки точные назвать? Что ты снова докапываешься до всего, Лея? К моей еде, к парню! Да и нет у меня больше парня. Поругались мы. Все, в прошлом парень. Был и сплыл.
Лея молчит, только очень пристально смотрит на меня.
— А ничего необычного с тобой не случалось за это время?
Если исключить то, что душ я теперь могу принимать только спиной, потому что моя грудь стала очень чувствительной, а сегодня меня впервые подвела координация… Ну, еще хлеб со сметаной… Этого же мало, да? Неважно для чего. Это ведь ни о чем не говорит, так ведь?!
— Ничего, — твердо отвечаю. — Вообще ничего такого. Устала просто. Очень много тренировок. Мне даже учителя посоветовали есть хлеб со сметаной.
— Твои учителя? Которые даже за лишнюю морковку ругают.
— И ничего они за морковку не ругают!
Ох, надо будет морковку тоже с черным хлебом попробовать. Может, даже корейскую... Точно! Боже, сейчас захлебнусь. Как теперь незаметно из Академии в магазин слинять за ней?
— Ой, Лея! Что же это я с тобой расселась тут! Совсем время потеряла. Мне бежать надо, ладно?
— Куда?
— Да на тренировку, как обычно!
— Юль, ты только береги себя, ладно? А если еще что-то захочется… Ты лучше сходи, тест сделай.
— У меня нюх никуда не делся, я себя прекрасно чувствую. Зачем мне тест?
— Я сейчас не про на коронавирус, Юль.
— Не понимаю, о чем ты, Лея, — осипшим голосом отозвалась я. — У меня все прекрасно.
***
Кинотеатры города все еще были закрыты, поэтому просмотры фильмов в комнате отдыха по вечерам пользовались особой популярностью среди студентов Академии. Устроившись в больших креслах-мешках танцовщики отдыхали в те редкие минуты, когда не стояли у станков и не обливались семью потами.
После разговора с Леей иду в комнату отдыха вместе со своим классом, чтобы хоть как-то убить время и не гонять в голове одну и ту же мысль, которая звенит как надоевший комар над ухом.
Ужин в меня совершенно не влез.
После разговора с Леей и до сих пор низ живота тянет так, словно я, как аллигатор, наглоталась камней, а не хлеба.
А ведь цикл и правда скоро должен закончиться. Правда, кажется, это должно было случиться раньше… Но моя ложь дома, что у меня критические дни, сбила меня с толку. Я никогда не вела календарь. Не следила за датами. Не было причин для беспокойства. И парня у меня не было, а организм работал как часы…
Раньше, да, Юль?
Нет, не может этого быть! Скоро… Скоро они опять придут, и тогда я позвоню Лее и скажу, что она ошиблась и нет ничего такого в том, чтобы съесть половину батона хлеба. Даже если ты балерина! Просто задержка из-за нервов, тренировок, усталости. Так тоже сплошь и рядом бывает.
Фильм уже начался, когда мой курс присоединился к остальным. В полумраке я тщетно выискивала свободный мешок, но нашла только один… Возле Розенберга.
Мое замешательство не остается для него незамеченным. Поднявшись со своего места, Яков подходит ближе и кивком указывает на соседний со своим мешок.
— Садись. И перестань уже меня шарахаться, Юль. Нам еще долго вместе работать, чем быстрее забудем случившееся, тем лучше.
Возвращаться в пустую спальню хочется еще меньше, чем сидеть рядом с Розенбергом. А кино поможет хоть немного отвлечься.
Опустившись на единственный свободный мешок, смотрю в телевизор. И не понимаю происходящего. Организм живет своей жизнью, а тяжесть в животе не проходит.
— Все нормально? — нагибается ко мне Яков. — Ты какая-то бледная. А еще падение это… Температуру мерила?
Кивнула и отодвинулась, но Розенберг намека не понял.
— Со мной все нормально. Просто живот болит. Дай фильм посмотреть.
Впрочем, избавиться от внимания семейства Розенбергов нелегко.
На телефон приходит очередное сообщение от Леи.
«Есть новости?»
Живот разболелся только сильнее. Не стоило столько хлеба и сметаны есть. В этом все дело. Не привыкла к такой пище.
