У балеринки своя жизнь и свои кавалеры, которых вполне может быть уже одобрил ее отец. Взрослая ведь девочка.
А вот от меня он точно будет не в восторге. Особенно после тачки.
Все, надо валить.
Бросаю последний взгляд на дочку Дмитриева и выбираюсь через скрипучий люк на обитую жестью покатую крышу. Бегу по тонкому дырявому мостку, перекинутому на другой дом.
Там юркаю на темный чердак и, низко согнувшись, миную провода, ветошь, пауков и пыль, и бегу мимо мышей и крыс на крышу соседнего дома.
Надо было выбирать пирожки. Ел бы сейчас сырое недожаренное тесто, а не пытался оторваться от погони. Чертов озабоченный Барашек и балеринка с ее длинными ногами.
Прыгаю с полутора метров вниз, вместо того, чтобы сбегать по железной лестнице. Щиколотку прошивает болью, как от пули. Но стрелять среди бела дня, слава Богу, еще никто не начал. Шум погони немного стих, значит, я смог оторваться.
Снова перебегаю по кромке крыши на другую и прыгаю, пугая туристов в ярких оранжевых касках, которые залезли на одну из крыш Питера и теперь радостно фоткаются на фоне Исаакиевского.
— Молодой человек, а вы кто такой?... — подскакивает гид.
— Не мешайте работать! Кабель от интернета тяну.
Так она мне и поверила. Я все еще в маске и без оборудования. Да еще и бегу сломя голову по крышам.
Но даже секунды ее замешательства мне было достаточно.
Минуя туристов, спрыгиваю мимо опешившего гида в распахнутый лаз, ведущий на узкую черную лестницу, и там подхватываю одну из лишних оранжевых касок.
На ступенях даже перехожу на бег. В спину несутся громкие голоса. Черт, лишь бы не бежали с первого этажа навстречу, но на лестнице тихо, только мой собственный топот отскакивает от стен и резонирует с грохочущим в груди сердцем.
Выбегаю в квадратный питерский дворик и несусь наперерез. Воздух гудит и вибрирует от сирен. Загоняют, как волка на охоте.
С разбегу врезаюсь плечом в ворота, но калитка остается запертой. Что за ерунда? Еще вчера этих ворот тут не было! Отбегаю назад и осматриваю свежую пену по углам конструкции. Твою же мать!
— Туда побежал! — отражается эхом от колодца.
Калитка неожиданно распахивается, и на меня смотрит еще один гид с такой же группой туристов.
— Вы уже закончили? — спрашивает.
Не сразу вспоминаю, что на мне оранжевая каска, из-за которой она приняла меня за туриста.
— Конечно, закончили! Там же смотреть не на что! — кричу во весь голос, и будущие руферы (2) мигом навостряют ушки. — Обдираловка чистой воды! Кругом одни провода, а вам лишь бы деньги содрать!
Понятия не имею, сколько стоит подняться по черной лестнице на чердак, когда то же самое можно сделать бесплатно на любой питерской крыше. Но судя по тому, как заволновалась толпа, недешево, и я попал в точку.
Пихаю в руки гида каску и проскакиваю в распахнутые ворота. Как раз вовремя. Толпа волнуется прямо в узком проходе и мои преследователи вязнут в недовольных туристах.
Влетаю в ближайший продуктовый и несусь сквозь него, сбивая с ног грузчика. Продавщица в наморднике орет, что туда нельзя посторонним, но я уже пролетел магазин насквозь. Теперь я на той стороне дома, в очередном колодце, откуда рукой подать до другой черной лестницы и еще одной крыши, на которой я наконе-то буду в безопасности.
Я почти оторвался.
Но возле заветной и запертой на замок двери торможу из последних сил. И едва не врезаюсь в мужчину в форме. При виде него мое сердце ухает в пятки.
А капитан Морозов отбрасывает недокуренный бычок в сторону и улыбается:
— Вот так встреча, Костя. Спешишь куда-то?
(1) агриться - (геймерский сленг) злиться.
(2) руферы - от английского "крыша". Так зовут себя те, кто забирается и передвигается по крышам.
Глава 6
— Гронский, на выход.
Из камеры меня приводят на допрос к Морозову. Раз двадцатый за прошедшие трое суток. Бросается в глаза, что капитан зол, ему не хватает сна, еды, свежего воздуха и семьи, если она у него есть. Вместо этого он вынужден сидеть здесь со мной, потому что понятно — спускать дело на тормозах Дмитриев не намерен.
— Присаживайся, Костя.
На столе передо мной капитан, как пасьянсом, раскладывает фото. Уже знакомые, но других нет. Красный ферарри, желтая камарро, все гоночные, выделяется только серебритый приус. Последний случайно затесался, я сам удивился.
— Знаешь, что связывает все эти машины?
Знаю, конечно.
Но я молчу, и капитан отвечает сам:
— Их всех обслуживали на автосервисе, в котором работаешь ты.
— Работал.
— Что? — Мороз как будто даже удивлен, что я умею разговаривать.
— Я там летом подрабатывал, капитан. Больше не работаю.
Морозов скисает и снова глядит на меня без интереса. Это ему известно.
— Ну да, — тянет Морозов. — Ты же у нас студент, Костя.
Это как спектакль, который разыгрывают два уставших актера. Но по-другому нельзя.
— И на кого учишься?
— На программиста.
Кивая, Морозов нагибается и бухает поверх фоток машин журнал посещаемости группы ОПР-231.
— Гронский К, — цокает языком Морозов и ведет пальцем по списку. — Что ж так посещаемость хромает? Причем на обе ноги?
Напротив моей фамилии сплошные «н», потому что деньги за «липовую посещаемость» я планировал заработать только на первом туре гонок, вот только теперь неизвестно, если я туда попаду. Копеек с зарплаты мне бы на жизнь и универ все равно не хватило.
Но за прогулы у нас в тюрьмы не сажают, так что переживать не о чем.
— На что ты надеешься, Гронский? Ладно, эти машины. Их ты погонял и вернул на сервис, но сейчас-то ты палку перегнул. Неужели так понравилась тачка? А мама тебя не научила, что чужое брать нельзя?
Мать я видел только в первый день. Могла и не говорить, что денег у нее нет, чтобы меня вытащить. И так знал.
Но пока все складывалось отлично. У Морозова на меня было не так много, как я думал поначалу. Только проклятая чуйка следака, которая привела его точно к той черной лестнице, которая была моим пропуском в нормальную жизнь. И мой послужной список, который давно ему покоя не дает.
— Или девушка тебе понравилась, Кость? За похищение знаешь, сколько дают? А за изнасилование?
Это тоже знаю. Спасибо сокамерникам, просветили.
— Дмитриев спуску тебе не даст, Костя. Не надейся. Это вот этим проще было заявление забрать, чем с тобой сопляком разбираться. А Дмитриев за дочку тебе шею перегрызет и не подавится.
