Начиная с 1970-х годов задача сохранения низкого уровня инфляции сменила идею полной занятости как функцию приспособленности. В попытке резко сократить инфляцию председатель Федеральной резервной системы Пол Волкер установил строгий контроль над денежной массой. К началу 1980-х годов инфляция находилась под контролем, но ценой огромных процентных ставок и высокого уровня безработицы.
Попытка взять инфляцию под контроль сопровождалась рядом вспомогательных политических решений. Организация рынка труда, которая способствовала повышению заработной платы и полной занятости, стала сложнее. Закон Тафта – Хартли 1947 года ослабил позиции профсоюзов и позволил принять государственные законы, которые еще больше ограничили их деятельность. К 2012 году только 12 % трудящихся США были объединены в профсоюзы, по сравнению с пиковым показателем выше 30 %. Но, пожалуй, самое главное, что плохая идея закрепилась.
В сентябре 1970 года экономист Милтон Фридман написал статью в журнале New York Times Magazine под названием «Социальная ответственность бизнеса – увеличивать свою прибыль», целью которой было донести жестокую идею, что руководители компаний не несут какой-либо иной ответственности, кроме как зарабатывать деньги для своих акционеров.
«Я слышу, как бизнесмены красноречиво рассуждают о «социальной ответственности бизнеса в системе свободного предпринимательства», – писал Фридман. – Предприниматели считают, что они защищают свободное предпринимательство, когда заявляют, что бизнес связан не «просто» с прибылью, а также содействует достижению желаемых «социальных» целей; что бизнес обладает «социальной ответственностью» и серьезно относится к своим обязательствам по обеспечению занятости, ликвидации дискриминации, предотвращению загрязнения и тому подобным громким словам из лексикона современных реформаторов. На самом деле эти высказывания являются, или являлись бы, если б кто-то воспринимал их всерьез, проповедью чистого и неподдельного социализма».
Фридман хотел как лучше. Его обеспокоенность была вызвана тем, что, руководствуясь социальными приоритетами, бизнес-лидеры принимали такие решения от имени своих акционеров, с которыми отдельные акционеры, возможно, не согласились бы. Он думал, что намного лучше распределить прибыль между акционерами и позволить им самим решать, выделять ли средства на благотворительность. Но семя было посажено и стало превращаться в ядовитый сорняк.
Следующим шагом стала влиятельная статья, опубликованная в 1976 году в научном журнале Journal of Financial Economics экономистами Майклом Дженсеном и Уильямом Меклингом, «Теория фирмы: управленческое поведение, агентские издержки и структура собственности» (журнал «Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия. Менеджмент», 2004 г., – Прим. ред.). Дженсен и Меклинг высказали точку зрения, согласно которой профессиональные руководители, которые работают в качестве агентов на собственников фирмы, больше заинтересованы в собственной выгоде, чем в выгоде владельцев фирмы. Руководители могут, к примеру, одаривать себя щедрыми премиями, что не приносит непосредственную выгоду предприятию и его фактическим владельцам.
Дженсен и Меклинг тоже хотели как лучше. К сожалению, впоследствии их работа была воспринята как указание, что наилучшим способом согласования интересов руководства компании и ее акционеров является обеспечение того, чтобы основная часть вознаграждения управляющих осуществлялась в форме передачи им акций компании. Это сделало бы основными задачами руководства увеличение стоимости акций, увязало их интересы с интересами акционеров и определило приоритетность этих интересов над всеми остальными.
Вскоре евангелие максимизации акционерной стоимости преподавалось в бизнес-школах и закреплялось в корпоративном управлении. В 1981 году Джек Уэлч, занимавший тогда пост генерального директора General Electric, крупнейшей в то время промышленной компании в мире, заявил в своем выступлении под названием «Быстрый рост в условиях медленной экономики», что General Electric больше не потерпит низкомаржинальные подразделения или подразделения с низким уровнем роста. Любой бизнес, принадлежащий General Electric, который не был первым или вторым на своем рынке и не рос быстрее, чем рынок в целом, подлежит продаже или закрытию. Не важно, предоставило ли подразделение социально-полезные рабочие места или полезные услуги для потребителей – это не являлось основанием для продолжения его работы. Имели значение только вклад в рост и прибыль корпорации General Electric и, соответственно, стоимость ее акций.
Это был наш момент «Скайнет». Машина начала захватывать власть. Да, рынки стали гибридом человеческого и машинного интеллекта. Да, скорость торговли увеличилась, так что трейдер-человек, не связанный с этой машиной, стал добычей, а не хищником. Да, рынок наполнялся сложными производными финансовыми инструментами, которые ни один человек не может по-настоящему понять. Но ключевым уроком был тот, что повторялся снова и снова. Структура системы определяет результаты ее деятельности. Роботы не навязывали враждебное человеку будущее. Мы выбрали его сами.
1980-е годы были периодом «корпоративных рейдеров», прославленных в фильме 1987 года «Уолл-стрит» персонажем Майкла Дугласа Гордоном Гекко, который произнес незабвенную фразу: «Жадность – это хорошо». Теория заключалась в том, что, выявляя плохих менеджеров и избавляясь от них, определяя способы повышения эффективности отстающих предприятий, эти рейдеры фактически улучшали функционирование капиталистической системы. Безусловно, в некоторых случаях они играли эту роль. Но поставив единственную функцию приспособленности – увеличение стоимости акций – превыше всего, они опустошили нашу экономику в целом.
Наиболее популярным инструментом стал выкуп акций, который, путем уменьшения количества акций в обращении, повышает прибыль на акцию и, следовательно, стоимость акции. В качестве средства возврата вложений акционерам скупка корпорациями своих акций более выгодна в плане налогообложения, чем дивиденды, но она в то же время несет совсем другой посыл. Дивиденды, как правило, дают понять: «У нас больше наличных средств, чем нужно для бизнеса, поэтому мы возвращаем их вам», в то время как скупка корпорациями своих акций сигнализирует следующее: «Мы считаем, что наши инвестиции недооценены рынком, который не осознает потенциал нашего бизнеса». Это позиционировалось как инвестиционные решения, которые компания принимает самостоятельно. Теперь очевидно, что дело обстояло иначе.
В своем письме от 2016 года, адресованном акционерам компании Berkshire Hathaway, Уоррен Баффетт, самый успешный финансовый инвестор в мире за последние шестьдесят лет, указал на недальновидное мышление, которое движет большинством скупок: «Ответ на вопрос, является ли обратный выкуп акций выгодным или невыгодным решением для постоянных держателей акций, полностью зависит от цены выкупа. Поэтому вызывает недоумение тот факт, что в объявлениях об обратном выкупе акций практически никогда не говорится о цене, при превышении которой этот выкуп недопустим».
Ларри Финк, главный исполнительный директор BlackRock, компании, крупнейшей в мире по размеру активов под управлением – более 5,1 трлн долларов США, – также выступил против выкупа акций, отметив в своем письме 2017 года генеральным директорам, что с третьего квартала 2015-го по третий квартал 2016 года сумма, потраченная на дивиденды и выкуп акций компаниями, включенными в фондовый индекс S&P 500, была больше, чем вся операционная прибыль этих компаний.
