Компания Uber обладает множеством преимуществ по сравнению с водителями при установлении цен. Они могут видеть то, чего не могут видеть водители – каков объем потребительского спроса и какая цена соответствует потребностям компании. Водители выходят на работу с гораздо меньшими знаниями и о спросе, и о потенциальном доходе, который могут из него извлечь. Майкл Спенс, Джордж Акерлоф и Джозеф Стиглиц в 2001 году получили Нобелевскую премию в области экономики именно за то, что в 1970-х годах проанализировали, как гипотеза эффективного рынка, столь важная для экономического мышления, рушится от асимметричности информации.
Полученные при помощи алгоритмов знания являются новым источником асимметричной власти рынка. Хал Вариан в 1995 году отметил эту проблему, написав в статье под названием «Проект экономического механизма для компьютеризированных агентов», что «для эффективного функционирования компьютеризированный агент должен много знать о предпочтениях своего клиента: например, его максимальную готовность заплатить за товар. Но если продавец товара сможет узнать о готовности покупателя заплатить за товар, он сможет сделать ему предложение в стиле «либо покупай, либо уходи», чтобы вытрясти из него все возможные деньги». Если принять во внимание растущее число жалоб водителей Uber на все более снижающиеся тарифы, слишком большое количество водителей-конкурентов и все более длительное время ожидания между вызовами, получается, что компания Uber оптимизирована под потребности пассажиров и свою собственную прибыль за счет интересов водителей.
Несмотря на информационную асимметрию в пользу платформ, я подозреваю, что со временем заработная плата водителей будет расти с некоторой скоростью, не зависящей от простых кривых спроса и предложения, которые сегодня характеризуют алгоритмы Uber и Lyft. Даже если имеется достаточное количество водителей, квалификация водителей серьезно влияет на качество обслуживания клиентов.
Текучка кадров среди водителей является ключевым показателем. Пока существует множество людей, желающих попробовать себя в этом сервисе, можно рассматривать водителей как расходный материал. Но это недальновидное мышление. То, что в действительности нужно компании, – это водители, которые любят работу и делают ее хорошо, им хорошо платят, и, как результат, они держатся за нее. В долгосрочной перспективе Uber и Lyft будут участвовать в ожесточенной борьбе за привлечение и удержание водителей, так же как они участвуют в борьбе за привлечение и удержание клиентов сегодня. И эта борьба вполне может стать дополнительным доказательством того, что более высокая заработная плата (так называемая «эффективная заработная плата», которая обсуждалась в главе 9) может окупить себя за счет повышения производительности и повышения уровня удовлетворенности потребителей.
Lyft и Uber хранят свои данные в секрете, но мои личные разговоры с водителями позволяют предположить, что компания Lyft, которая приложила немало усилий, чтобы сделать политику и систему дружелюбнее к водителям, догоняет своего более крупного, получающего лучшее финансирование конкурента. Почти все водители, с которыми я общался, работали на обе эти платформы. Практически все они говорили мне, что им больше нравится Lyft, а некоторые говорили, что перестали работать с Uber, несмотря на то что там больше клиентов. Совсем недавно, в результате множества пиар-ошибок со стороны Uber, даже клиенты начали переходить на сторону Lyft. Из-за агрессивной тактики компания Uber нажила себе много врагов, они проигнорировали одно из ключевых правил современной компании, которое часто повторяет президент и главный операционный директор компании O’Reilly Media Лаура Болдуин: «Ваши клиенты – это ваша совесть».
«Невидимая рука»
Многие апологеты капиталистической системы, воспринимающие ее в упрощенном виде, отмечают нарушения, но полагают, что существующая неразбериха разрешится наилучшим образом, если мы просто позволим «невидимой руке» конкуренции делать свою работу. Это верно, если мы правильно понимаем понятие «невидимой руки». Закон спроса и предложения описывает не какую-то магическую силу, а то, как участники игры борются за конкурентные преимущества. Как сказал Адам Смит: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к гуманности, а к их эгоизму и никогда не говорим им о наших нуждах, а лишь об их выгодах…»
«Закон» возникает из соперничества между игроками. Как сказал мне профсоюзный лидер Дэвид Рольф: «Бог не создал профессию автомеханика престижной». Те рабочие места среднего класса 1950-х и 1960-х годов, на которые с ностальгией оглядываются многие аналитики, появились в результате острой конкурентной борьбы между компаниями и работниками за то, кто будет устанавливать правила игры. «Невидимая рука» стала очень заметной в ходе ожесточенных забастовок, а затем проникла в политическую сферу с Национальным законом о трудовых отношениях 1935 года (закон Вагнера), Законом о регулировании трудовых отношений 1947 года (Тафта – Хартли) и государственными законами «о праве на труд». На протяжении последних восьмидесяти лет эти законы склонялись сначала в одну, а затем в другую сторону. Сегодня они сильно склонились в сторону капитала и против работников. Какой бы ни была ваша позиция относительно правильного наклона, следует четко понимать, что современные низкооплачиваемые рабочие места не являются более неизбежным явлением, так же как высокооплачиваемые рабочие места предыдущих десятилетий.
Сейчас мы находимся в точке перегиба, где многие правила коренным образом были переписаны. Как и во времена промышленной революции, новые технологии делают устаревшими целые классы рабочих мест, в то же время сотворяя неописуемые новые чудеса. Они очень обогащают одних и делают намного беднее других людей. Они предоставляют компаниям новые возможности организации. Поскольку организация труда выходит за рамки этой книги, самое время переосмыслить рабочее движение как таковое.
Я уверен, что «невидимая рука» может выполнить свою работу. Но не без упорной борьбы. Политические конвульсии, которые мы наблюдали в Соединенном Королевстве и в Соединенных Штатах, свидетельствуют о трудностях, с которыми мы сталкиваемся. Впереди нас ждут очень опасные времена. Растущее глобальное неравенство вызывает политическую реакцию, которая может привести к глубокой дестабилизации как общества, так и экономики. Проблема в том, что в нашей свободной рыночной экономике мы нашли способ сделать общество в целом намного богаче, но блага распределены неравномерно. Некоторые люди находятся в лучшем положении, а некоторые – в худшем.
Таким образом, мы приходим к основополагающей идее экономики благосостояния, которую простым языком изложила экономист Пия Малани из Института нового экономического мышления: «Очень трудно найти способ проведения какой-либо политики, которая улучшила бы положение одних людей, не оказав негативного влияния на других. Поэтому мы нашли способ усовершенствовать модель… при котором мы рассматриваем соотношение чистой прибыли к чистым затратам. И идея такова… мы берем всю прибыль, которую мы имеем для общества в целом, и перераспределяем так, чтобы всем людям жилось лучше». Короче говоря, законы экономики благосостояния утверждают, что, когда какие-то люди начинают жить лучше в результате изменения экономической политики, победители должны компенсировать убытки проигравшим. Но, как резко выразился в своем письме Билл Джейнвэй: «К сожалению, победители редко делают это, кроме как в случае политического принуждения».
