— Ну, мы попытались, — с облегчением заметил Холлидей. — Все, пошли.
— Не так быстро!
Джессика извлекла из сумки набор отмычек и помахала им перед носом у журналиста.
— Господь всемогущий, — промямлил тот, — почему я не удивлен?
— Следи за дорогой, — приказала она.
Замок был старый и долго не поддавался, так что пришлось постараться. Впрочем, настойчивость окупилась; через полминуты послышался щелчок. Джессика толкнула дверь и с победным видом обернулась на Холлидея.
— После вас, — пригласила она, но журналист не двигался с места. — Чего боимся?
— Прямо сейчас? Тебя, — съязвил он, но потом быстро прошел и переступил порог.
Сразу же за крошечной прихожей оказалась гостиная. Занавесок на большом окне не было, но от яркого солнечного света комнату защищали деревянные ставни. Сквозь трещины в них проникали только отдельные лучи. В остальном помещение было погружено во мрак. В углу стоял грязный, покрытый множеством пятен продавленный диван. Сбоку от него лежал перевернутый контейнер с пустыми пивными бутылками и полная окурков пепельница.
— Наркоманы? — спросила Джессика.
— Подростки, — поправил Холлидей. — Джеерсен сказал, соседи часто жаловались на громкую музыку и общую распущенность. Звонки, конечно, поступали не им, но он старался следить за домом. Владельцы остальных участков даже подписывали петицию, чтобы его сровняли с землей.
— И что этому помешало?
— Безденежье, конечно. Снос — это недешево, а из своего кармана платить никто не хотел. Зачем им это? Они же не обязаны тут жить.
— Ну да.
Джессика осмотрелась вокруг. По гниющему деревянному полу были разбросаны пустые бутылки. То там, то тут встречались оставленные в память о произошедшем свечки в стеклянных стаканчиках. На одной из стен было крупно написано: «Покойся с миром, Элеанора». У девушки по спине снова побежали мурашки. Она закрыла глаза и попыталась посочувствовать умершей здесь женщине.
Словно прочтя ее мысли, Холлидей сказал:
— Тут жутко, черт побери.
Джессика вздохнула и открыла глаза.
— Диван отличается от того, что я видела на снимках из дела.
— Тот диван забрали копы, — объяснил Холлидей, — на сиденьях обнаружили кровь Элеаноры и обрывки странной черной материи, установить происхождение которой так и не удалось. В суд дело так и не передали.
Джессика кивнула. Она вспомнила отчеты о сборе вещественных доказательств.
— А этот как сюда попал?
— Ребята утащили с помойки, наверное, — ответил Холлидей. — Надо же было на чем-то веселиться.
— А как они вообще сюда попали? Дверь была заперта.
— Понятия не имею, — пожал плечами Холлидей. — Пойдем отсюда?
Джессика пересекла гостиную и вошла в присоединявшуюся к ней кухню. Через несколько секунд она снова появилась на пороге.
— Замок на задней двери взломан.
— Знали бы мы об этом раньше, — скрестив руки на груди, хмыкнул журналист. — Тебе бы тогда не пришлось идти на риск самой.
— Я иду наверх, — заявила Джессика.
— Это приглашение?
Она промолчала.
Лестница заскрипела и застонала под их ногами. На втором этаже обнаружились три двери, две из которых остались распахнутыми настежь. Средняя вела в ванную комнату, внутри которой умещались только ярко-зеленая ванна, такого же цвета раковина и унитаз без крышки. Стены были выложены потрескавшейся розовой плиткой.
Левая дверь принадлежала спальне Элеаноры. Та оказалась пуста, за исключением валявшегося на полу грязного матраса с торчащими пружинами. Вокруг него стояло еще несколько свечек и валялись использованные презервативы.
Холлидей присвистнул:
— Ну и детки пошли, а? Ни себя не уважают, ни окружающих. Эх, молодость!
Джессика прошла мимо него, вернулась на лестничную площадку и замерла перед третьей комнатой. Она явно принадлежала Алисии. Дверь была закрыта.
Девушка чувствовала жар, исходивший от остановившегося позади нее Холлидея, и его дыхание на своей шее. Глубоко вздохнув, она повернула дверную ручку и вошла в маленькую спальню.
Комнатка оказалась пустой и темной, но Джессика легко представила себе стоявшую в углу кроватку с розовым одеялом и такие же шторы на небольшом окне. На кроватке, наверное, лежали мягкие игрушки, в углу могла валяться кукла.
Сама не понимая почему, Джессика шагнула к оставшемуся в комнате шкафу и распахнула его дверцы. Вытащив из сумки фонарик, она направила его внутрь. Шкаф был достаточно вместительным. Вешалок на перекладине не оказалось, но внизу лежал бежевый коврик, покрытый крысиными испражнениями. На внутренней стороне стенок приблизительно на уровне детского роста было что-то начеркано цветными карандашами.
Джессика залезла в шкаф и потянула на себя уголок коврика. Затем она пробежалась пальцами по обнажившимся доскам, по очереди надавливая на каждую. Дальняя показалась ей как-то странно закрепленной. Девушка нажала на один из ее концов и увидела, что второй подпрыгнул наверх, приблизительно на полдюйма. Ухватившись за него, она отодрала доску, отбросила ее за спину и посветила фонариком в открывшееся пространство.
Внутри лежал покрытый густым слоем пыли пластиковый пакет.
— Будь я проклят, — послышался голос Холлидея. — Как ты поняла, где искать?
Но Джессика не могла объяснить внезапное стремление кинуться к шкафу даже самой себе.
— В доме нет ни подвала, ни чердака, — соврала она, — так что, по логике вещей, прятать что-нибудь могли только в шкафу. Я такое уже видела.
Холлидей присел рядом с ней и стал наблюдать, как она извлекает пакет. Джессика потрясла находку. Слетевшая пыль открыла красно-белый логотип.
— «Трифти», — прочел Холлидей.
— Никогда о них не слышала.
— Это местное предприятие, они работали только на этой части побережья. Там можно было купить всякую мелочовку типа дезодоранта или пасты, ну и конфет. Но больше всего мне запомнилось их мороженое: вкус замечательный, а стоило копейки. Я им просто объедался. Правда, больше «Трифти» я не видел, наверное, с девяностых.
— Думаешь, этот пакет тут лежит со времен Элеаноры?
— Пора выяснить.
Холлидей взял фонарик, а Джессика аккуратно развернула пакет. Заглянув внутрь, она в шоке уставилась на журналиста:
— Матерь божья.
— Что?
Она сунула руку в пакет и вытащила оттуда толстую пачку перетянутых банкнот.
— Матерь божья, — эхом отозвался Холлидей.
Джессика пересчитала купюры. Десятки, двадцатки, пятидесятки и сотни…
