— Моя мать? Так вы знали?..
У Джессики застучало в висках. Комната вдруг начала накреняться то в одну, то в другую сторону, словно ее качало в лодке. Ее затошнило. На коже выступил пот.
— В самом деле, Джессика, — улыбнулась Кэтрин, — в городе появляется частница из Нью-Йорка и начинает задавать странные вопросы, подумай сама. Думаешь, я не проверю, что тут не так? Что с тобой не так?
— Вы за мной следили?
— Не я сама, конечно. У меня на такое нет времени. Но на фото смотреть мне определенно понравилось. Дружок у тебя, например, очень симпатичный. Или я выбрала неверное слово? Ну и представление вы устроили вчера в Голливуде…
— Джип! Это был кто-то из ваших?
— А, ты заметила? Кажется, ты все-таки не самый плохой детектив.
— Трудно было не заметить.
Кэтрин Таверньер снова улыбнулась:
— Есть с Нэтом одна проблема: он не очень умный. Впрочем, смотреть на него очень даже приятно. Как же хорошо иметь личного помощника, если ты понимаешь, о чем я, еще и такого послушного. Вопросов не задает, да и с… проблемами всегда помогает.
— Я вам не проблема. Я ваша чертова сестра.
— Сводная! — рявкнула Кэтрин. — И это я еще мягко выражаюсь. Ты скелет в шкафу, вот ты кто. Ты как была проблемой, так и осталась!
Джессика постаралась сфокусировать взгляд:
— Так вы уже тогда обо мне знали?
— Я уже давно много чего знаю, — ответила Кэтрин. — Только мне вот интересно, сколько известно тебе? Ты знала, что твоя мать была шлюхой, которая трахалась с моим отцом за деньги, а потом принялась выпрашивать у него то одно, то другое? Сначала ей понадобилась работа, затем дом, потом тряпки, еда, бухло, машина… И за все платил мой отец, лишь бы она молчала. А когда она залетела, то, наверное, подумала, будто сорвала джекпот. Она прекрасно знала, что делает.
Женщина презрительно покачала головой.
— Таким, как она, вечно мало, — продолжила она. — Ее понесло во весь опор. Когда она узнала, что мой отец умирает, то развернулась на полную: стала угрожать ему, что все расскажет журналистам, что заберет все, что у него было, опорочит его имя и все в таком духе. В обмен на молчание она требовала у него чек на миллион долларов. Миллион долларов! Да она десяти баксов не стоила. Если я что-то ненавижу в этом мире, Джессика, так это шлюх, которые раздвигают ноги перед кем ни попадя и разрушают нормальные семьи. А ведь могли бы честным трудом зарабатывать деньги, как все нормальные люди.
У Джессики начали слипаться глаза, будто к каждой реснице подвесили по небольшой гирьке.
— Судя по тому, что я увидела, — с трудом выговорила она, — вы сами потратили состояние отца только на свои безделушки. Вы ничуть не лучше Элеаноры.
— Не смей так говорить! — взвилась Кэтрин. — Знаешь, каким образом я о них выяснила? Когда мой отец лежал в госпитале в окружении игл и трубок, когда лучшие доктора Калифорнии сообщали нам с матерью, что надежды не осталось. Вот тогда я об этом и узнала. Как думаешь, каково мне было? Отец попросил мать выйти из комнаты, он хотел поговорить со мной наедине. Он сделал знак, чтобы я наклонилась поближе, собрал все силы и отодвинул кислородную маску. Я думала, он хочет сказать, что любит меня и гордится мной, но нет, он поведал мне об Элеаноре Лавелль. Сказал, они встретились в каком-то баре, а затем она быстро стала его постоянной любовницей. А потом он рассказал мне о тебе, сказал, с проблемой нужно разобраться. Так я и поступила.
— И вы приказали этому своему Нэту убить мою мать?
— Нэту? — смутилась Кэтрин. — Да он тогда еще в пеленках лежал. Ну и ты же знаешь: хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, — возьмись за это сам. Нечего посылать кого-то еще.
— Так вот оно что, — помотала головой Джессика. — Мой отец убил мою мать?
— Не смеши меня, Джессика, — фыркнула Кэтрин, — ты же вроде мозговитая? Наш отец даже до ванной сам не мог доползти, что уж тут говорить об убийстве.
— Нет, я о том, кто меня вырастил, — Тони Шо, Роб Янг. Это он был моим настоящим отцом.
— Роб Янг? Ты шутишь? Он был лапочкой, никогда бы никого и пальцем не тронул. Жалкий слабак, как по мне. Ты же знаешь, что он там был? Даже драться не попытался, просто сделал все так, как ему и сказали, — вытащил тебя из кроватки и был таков. Глупец. Совет на будущее, Джессика: никогда не оставляй острые предметы без присмотра, если на них есть твои отпечатки.
— Почему вы тогда не убили и меня? Раз уж я была такой проблемой.
— Убить спящего ребенка? — подняла брови Кэтрин Таверньер. — Я же не чудовище.
Она выждала секунду, а затем добавила:
— Только ты больше не ребенок.
— Когда вы поняли, кто я такая? — спросила Джессика. — Я сама узнала об этом всего пару дней назад.
— Через десять минут после того, как ты позвонила моему секретарю. Я же говорю, не могла пройти мимо такого уникального стечения обстоятельств. Первой же строкой в сети мне выдало твой сайт, второй — ссылку на выставку фотографий Тони Шо, которую посетила его гордая дочь по имени Джессика. Его я узнала мгновенно. Правда, конечно, на снимке он выглядел чуть повеселее, чем над телом твоей матери.
— Вы больной человек.
Таверньер сощурилась.
— А по-моему, это ты тут не совсем здорова, Джессика. Выглядишь не очень. Вино пришлось не по вкусу?
Джессика взглянула на бокал, который она все еще пыталась удержать в ослабевшей руке, и заметила на стеклянной стенке остатки тонкой белой пудры. Бокал выскользнул у нее из пальцев и полетел на пол.
— Вы… меня… отравили?
Каждое слово, каждый слог давались ей с огромным трудом.
— Не хотела рисковать, — повела плечом Кэтрин. — Остальные напились и без моей помощи, а вот с тобой должно было быть чуть сложнее. Ты же такая умница, вечно настороже, равно как и я.
Она подняла початую бутылку виски и отсалютовала ей в сторону Джессики:
— Кажется, я ошиблась.
Вернув бутылку на место, Кэтрин Таверньер приподнялась со стула и вытащила из кармана нож.
Джессика узнала марку — «Бенчмейд». Она и сама носила такой до того, как перейти на подаренный Тони пистолет. Тот нож, который был у нее до этого, ее вполне устраивал. Но «Бенчмейд» был настоящим произведением искусства: пять сотен баксов, уникальный дизайн, в умелых руках совершит все, что душе будет угодно. Открывается автоматически, ручка из прочного алюминия, лезвие двустороннее — симметричное, как у копья, и ярко поблескивает в свете единственной в комнате лампы.
На кухне такого не найдешь, да и бармен подобным не станет пользоваться.
Остальные.
Джессика на секунду задумалась, когда Кэтрин Таверньер успела вооружиться таким изощренным инструментарием. Сколько их было, этих остальных?
