Биография была длинная, страниц шестьсот. На взгляд Ярдли, Кэл такого не заслужил. Достав книгу, она подержала ее в руках. Книга показалась ей какой-то… жесткой. Раскрыв ее, она увидела между страницами два компьютерных видеодиска. Без пояснительных надписей, указывающих на их содержание. Джессике стало плохо.
Ей потребовалось какое-то время, чтобы собраться с духом, вставить первый диск в проигрыватель и включить телевизор. Сделав глубокий вдох, она закрыла глаза. «Пожалуйста… пусть я ошиблась… пусть я ошиблась…»
Ярдли включила воспроизведение.
Глава 41
Видео началось с черного экрана, но был слышен какой-то шорох, металлическое позвякивание. Затем с объектива сняли крышку.
Ярдли тотчас же узнала помещение: спальня в доме Олсенов. Изображение было зеленым, но четким; Райан и Обри Олсен спали рядом. Камера надолго задержалась на них. Ничего не происходило, Райан Олсен храпел.
За камерой послышались новые звуки. Ярдли не смогла определить, что это было. Возможно, одежда или постельное белье. Что-то мягкое терлось по другому предмету. Райан Олсен перевернулся во сне, и храп на какое-то время прекратился. Тишину заполнили характерные звуки дыхания, однако исходили они не от Олсенов.
В правом углу кадра появилась голая кожа. Мужские ягодицы и ноги. Зажатый в руке нож. Мужчина стоял у изножья кровати с фотоаппаратом. Не с телефоном, а с тонкой современной цифровой «мыльницей». Сделав несколько снимков, неизвестный положил фотоаппарат на кусок пластика, расстеленный на полу. Лица его не было видно, поскольку он не поворачивался к объективу видеокамеры.
Глядя на спящих Олсенов, мужчина задумчиво постукивал лезвием ножа по бедру. Точно так же постукивал себя пальцами по бедру Уэсли, погруженный в раздумья.
Приступ тошноты поднял к горлу Ярдли обжигающую горечь желчи, и она с большим трудом сглотнула ее, зажав рот рукой, словно физически запихивая ее обратно. Неизвестный медленно приблизился к кровати.
Оглянулся на видеокамеру, убеждаясь в том, что та сфокусирована правильно. Это был Уэсли.
Затем стремительно — словно это был бросок кобры — он наклонился и поднес лезвие к горлу Райана Олсена.
Джессика отвернулась. Не в силах больше сдерживаться, она бросилась в ванную. Ее начало рвать.
* * *
Когда рвотные позывы наконец затихли, Ярдли смыла туалет, после чего с трудом поднялась на ноги, держась за раковину. Посмотрела на себя в зеркало. Хотя она и знала, что мужчины находили ее привлекательной и выглядела она моложе своих тридцати восьми лет, сейчас Джессика показалась себе старой. Старой и усталой.
Сполоснув лицо водой, она прополоскала рот. Потом долго держала руки под струей воды, так долго, что лицо у нее практически полностью высохло. Сумочка упала на пол, Ярдли подняла ее и поставила на раковину. Достав одноразовую салфетку, вытерла лицо. Пользоваться полотенцами Уэсли у нее не было никакого желания.
Выходя в коридор, она услышала голос:
— Привет, дорогая!
Глава 42
Время остановилось. Все мысли Ярдли были прикованы к бумажной салфетке, падающей на пол. Не отрывая взгляда, она смотрела, как салфетка, покачиваясь в воздухе, медленно опускается вниз. Ее мышцы не откликались на указания головного мозга.
Уэсли выключил проигрыватель.
— Ты ни разу не изъявляла желания прийти сюда, — ровным, спокойным голосом произнес он, оглядываясь по сторонам. — Ну, как тебе здесь нравится?
Ярдли молчала.
Засунув руки в карманы, Уэсли присел на подлокотник дивана и шумно вздохнул.
— Представь себе мое удивление, когда мне позвонила управляющая. Право, я думал, что этот день никогда не настанет. Я полагал — наивно, наверное, — что смогу сохранить это в тайне от тебя. Я никак не мог предположить, что ты ввяжешься в это дело. Жаль, что ты не послушала меня и не оставила все как было. В конечном счете, дорогая, это ты во всем виновата.
Ярдли едва не сказала: «Тебе нужна помощь, Уэсли. Я могу тебе помочь». Однако по его глазам она поняла, что это будет бесполезно. Глаза Уэсли стали другими. Безжизненными, словно глаза куклы. А может быть, теперь Ярдли просто так их воспринимала…
— Я ухожу, Уэсли. Освободи дорогу!
Он указал на дверь:
— Ну разумеется. Иди.
Расстояние до входной двери составляло около двадцати шагов, если идти напрямую через гостиную, и шагов тридцать, если идти через кухню, в обход Уэсли. Хоть и худой, он обладал незаурядной физической силой и быстротой. Если попытается ее схватить, она от него не уйдет.
— Выйди из квартиры и спустись вниз по лестнице. А я пойду следом за тобой.
— Неужели ты считаешь меня настолько глупым? — презрительно усмехнулся Уэсли.
— Я думаю, что ты меня любишь, — солгала Ярдли. — И не собираешься сделать мне больно.
— Вот как? С чего ты это взяла? Ты ничегошеньки обо мне не знаешь. Ты даже не знаешь, как меня зовут.
Тошнота вернулась. Ярдли явственно представила себе, как они лежат в кровати, занимаются любовью, Уэсли смотрит ей в глаза и говорит, что любит ее, а она ему верит. Она сделала над собой усилие, сдерживая новые рвотные позывы.
— Что-то ты совсем бледная, дорогая… Не хочешь вздремнуть в спальне? Кровать очень удобная. А потом можно будет поговорить.
Джессика поняла, что он до сих пор не набросился на нее, поскольку опасался соседей. Квартиры маленькие, и кто-нибудь обязательно услышит шум.
— Я закричу!
— Кричи. Может быть, тебя услышат, может быть, нет. Но даже если кто-нибудь тебя услышит, он, возможно, ничего не предпримет. Ты правда готова идти на такой риск?
— А ты? Ты хочешь присоединиться к своему идолу в камере смертников?
— К моему идолу, — усмехнулся Уэсли. — Интересно ты выразилась…
— А ты бы как его назвал?
— Близким другом, оказавшим на меня большое влияние. — Он пожал плечами. — Наставником. Но наша работа — понимаешь, наша работа похожа, но не абсолютно одинакова. Эдди помог мне увидеть, в чем между нами разница. — Уэсли поморщился. — «Темный Казанова-младший»… Не могу передать, какое отвращение вызвало у меня это сравнение. Сначала я собирался подождать подольше с последним делом, с очаровательным семейством Майлз, но затем решил преподать вам всем небольшой урок насчет уважения. Я хотел написать кровью послание тебе. Средства массовой информации должны были как-нибудь меня окрестить, и я подумал, что могу сам выбрать себе прозвище. Я склонялся к «Отравленному шнурку». Знаешь, откуда это? Из средневековой Японии. Убийцы заявлялись ночью и проделывали маленькую дырку в черепичной крыше дома жертвы. После чего спускали тонкий плетеный шнурок к губам жертвы, а затем поливали шнурок ядом. Иногда яду требовалось несколько часов, чтобы стечь по шнурку и попасть на губы. Вот какой выдержкой обладали эти люди, среди которых были и женщины. Выдержкой, позволяющей им терпеливо ожидать смерть.
