Торговые порты. Вот и все, что требовалось, чтобы купить любовь ее родителей.
– Вы не знаете, что я могу сделать, – прорычала она.
– Спасибо большое, но мы знаем, – ее мать говорила тихо. – Ничего хорошего.
У Эмилии похолодело в животе. Ничего хорошего. Ничего хорошего не было в ней.
– Я все лучше контролирую это, – выдохнула она.
– Говори тише, – ее отец усмехнулся. – Это совсем другое дело. В случае если ты разразишься какой-нибудь катастрофой, нам будет необходимо дистанцироваться от тебя. Подумай об Александре, если ты можешь думать о ком-то, кроме себя. Ты хочешь, чтобы он умер из-за тебя?
Эмилия не могла избавиться от печали, которая зудела у нее во всем теле. Подумав, она принялась растирать пальцы. Мать хлопнула ее по руке.
– Имей хоть немного достоинства, – сказала она. Когда они смотрели на нее вот так – это было меньше, чем ничего, хуже, чем плохо, – ей хотелось заползти под ковер, туда, где никто больше не будет глазеть на нее. «Просто не смотрите на меня» – было рефреном ее детства. По крайней мере, будучи запертой в той башне, она была довольна тем, что никому не причиняла вреда. Иногда она представляла, какие веселые вещи делают люди без нее, и испытывала некое облегчение оттого, что ее присутствие не делает все хуже.
Она подавила всхлип.
– Если у нас нет победы, – протянул лорд Тибр с другого конца комнаты, – я подумываю о том, чтобы изменить свой голос. Лорд Люциан. Вот такой профиль вы можете представить на имперской монете. Разве вы не согласны, верховная жрица?
– Я не имею права высказывать свое мнение, – сказала Камилла.
Эмилия ничего не выиграла. Она даже не могла удержать собственную семью. Это был единственный исход, который она не предусмотрела. Эмилия никогда не задумывалась, ни на секунду, что ее родители могут поддержать кого-то другого.
Ее роковой ошибкой была вера в то, что, несмотря ни на что, родители любили ее.
Отец и мать отвернулись от нее, ясно давая понять всем присутствующим свою позицию.
Они закончили.
Эмилия задрожала, когда боль начала резать ей глаза. Убить их. Она могла бы убить их за это. Ярость слилась с хаосом в ее крови и жарко горела. Ее зрение затуманилось от слез, когда она представила своих родителей в виде деревьев зимой. Под их корой спали вены и капилляры, дремлющие бутоны, которым требовалось только правильное время года, чтобы распуститься. Эмилия представила себе, как ее родители расцветают алым цветом.
Ты монстр.
Задыхаясь, Эмилия отвела взгляд от родителей и постаралась отогнать от себя эти ужасные образы. Она прикусила губу и сжала кулаки. Они были правы, отворачиваясь от нее. Они были правы, ненавидя ее. Какой нормальный человек полюбит такого монстра, как она?
Эмилия с ужасом поняла, что начинает плакать.
– Кастор. Имоджен. – Лорд Сабель произнес имена ее родителей с ужасом и с жалостью. С жалостью к Эмилии.
Жужжание началось у нее в мозгу, и ей казалось, что под ногти ей вдавили острые иголки, когда все присутствующие смотрели на нее с таким выражением… Что-то между отвращением и печалью. Тибры и Пентри уже что-то бормотали между собой, не сводя глаз с Люциана. Александр оттащил родителей в сторону и быстро что-то говорил с ярко-красным лицом.
Люциан смотрел на Эмилию с самой нежной печалью, какую она когда-либо видела.
Если бы ты знал, кто я, тебе было бы все равно.
Плохая. Злая. Монстр. Подлая. Чудачка. Неправильная. Неправильная. Неправильная.
Жужжание превратилось в гул, который превратился в скрежещущий, ужасный звук в центре ее сознания, похожий на лязг металла. Эмилия откинула голову назад, отдаваясь боли. Ее тело горело ненавистью.
Хаос пронзил ее насквозь.
Нет. Только не здесь. Пожалуйста, только не здесь.
Но когда глаза Эмилии резко открылись, она почувствовала, как сила вырвалась из нее, пронеслась по комнате, коридору снаружи, по всему зданию.
И вот тогда начались крики.
34
Аякс
– Миледи, сегодня вечером вы выглядите потрясающе. – Аякс поднес к губам женскую руку, вдыхая запах дорогого лавандового масла, которым была смазана ее кожа. Она смотрела на него через маску, и даже под нарисованной улыбкой было заметно, что она хмурится. Аякс поцеловал каждый палец, снимая при этом кольцо, на котором красовался квадратный изумруд размером с его глаз, с голубой рябью в центре. Только лучшие драгоценности для знати под властью Вольска.
Женщина ахнула.
– Как ты смеешь? – воскликнула она.
Аякса отдернул какой-то пафосный мужчина в серебристом костюме, с которого буквально капали гроздья бриллиантов и жемчуга. Слабый подбородок мужчины задрожал от чувства. О нет.
– Сгинуть тебе в бездне, что ты делаешь с моей женой? – рявкнул он.
– Извините. Моя ошибка, – сказал Аякс. Мужчина потащил его вперед за лацкан.
– Если бы ты не был одним из участников… – Мужчина позволил висящему концу фразы подразумевать что-то поистине пугающее. Ради всего святого, как Аякс сможет снова почувствовать себя в безопасности?
– Тысяча извинений, милорд. Я и не подозревал, что у леди такой большой и сильный защитник. – Аякс похлопал его по груди; никаких обид. Мужчина фыркнул на манер оскорбленного богача.
– Вот что бывает, когда на Испытание попадает человек простой крови, – мужчина обиженно фыркнул. Взяв свою даму под руку (она уже падала в обморок от того, что ее спасли), пара поспешила скрыться в толпе. Аякс тем временем рассматривал сокровище, которое держал в руке: брошь из платины и белого золота, усыпанная розовыми бриллиантами с толстым сверкающим рубином в центре. Гораздо ценнее, чем кольцо. Изумруд был приманкой, чтобы заполучить больший приз.
– Придурок, – прошептал он с улыбкой, прежде чем открыть сумку на боку и положить вещь внутрь. Он оглядел свою маленькую коллекцию: бриллиантовый браслет, две изумрудные серьги (снял с леди, выпившей пять бокалов вина и распевающей пьяные песни на веранде); золотое кольцо с фамильным гербом, пара хрустальных солонок, которые он стащил с фуршетного стола; и вот теперь эта брошь.
О. И главный приз, разумеется.
Он горько улыбнулся маленьким сверкающим драгоценностям, потуже затянул завязки мешочка и направился на поиски еще одного бокала этого потрясающего, бодрящего вина. Аякс проложил себе путь сквозь море насмешек и перешептываний. Посмотрите на него. Такой низкий. Такой уродливый. Такой незаконнорожденный. Так не годится для трона.
Он стиснул зубы, схватил бокал у проходящего мимо официанта и прислонился к дальней стене. Комната закружилась без него, давая понять, насколько им все равно. Не смог добиться аудиенции ни у одной из семей.
