– Разве вы не видели? – рявкнул он, указывая на Веспир. – Она заставила этого крошечного дракона двигаться быстрее самца гидры. Кто еще на такое способен?
– Наши правила священны, – сказала Камилла.
– Ваши правила – драконье дерьмо, – вспылил Люциан. Рядом с ним Веспир, казалось, потеряла всякую волю к борьбе. Она смотрела себе под ноги и бормотала что-то, чего он не мог разобрать.
Гиперия проскользнула через их маленькую группу, ее проход был таким же плавным и золотым, как и она сама. Девушка из рода Вольска посмотрела жрецам прямо в глаза.
– Веспир выиграла этот вызов с такой честью и изобретательностью, каких я никогда не видела. – Люциан представил ее голос как лед, инкрустированный бриллиантом. – Отдайте ей победу.
– Миледи. – Камилла вздохнула. – Каждое ваше слово отдает приказом, но вы еще не императрица. Существует большая разница между действительно совершенным драконьим наездником и трюками держателя. Уверяю вас, это гораздо менее впечатляюще, чем вы думаете.
Веспир вздрогнула, словно от пощечины. Гнев Люциана достиг предела.
– Вы никогда бы не позволили ей победить. Не так ли? – он зарычал. – С того момента, как она прибыла на остров, вы решили ее судьбу! – Прежний, он ничего так не хотел, как схватить Петро за пластрон
[2] и вдолбить в него хоть немного здравого смысла.
Рука Веспир на его руке остановила Люциана. Тот мгновенно повернул голову и усмирил свой отвратительный голос. Как он собирался привнести мир в империю, если сам не мог оставаться спокойным при малейшей провокации?
– Благодарю вас, – сказала Веспир жрецам. – Я всегда знала, что это Испытание несправедливо. По крайней мере теперь вы говорите об этом открыто.
Камилла усмехнулась.
– Отдыхайте, и в восемь мы поужинаем. Наслаждайтесь дворцовыми землями. Приходите завтра в это же время, четверым из вас уже недолго осталось. – С этими словами, взмахнув своими одеждами, она скользнула к выходу вместе с Петро.
Все пятеро остались в окружении вооруженных охранников, чье присутствие внезапно показалось им менее чем радушным.
Люциан покачал головой.
– Дракон видел, что ты на самом деле сделала.
– Дракону плевать на таких, как я, – проворчала Веспир. Один за одним драконы участников были уведены организованной группой держателей и доставлены в гнездо на самом краю платформы. Имперская стража проводила каждого из участников в их комнаты. Гиперия повернулась к Веспир, поджав свои необычные губы.
– Мне очень жаль, – сказала она, прежде чем уйти.
– Мы все пятеро должны выпить чего-нибудь после ужина, – предложил Аякс, когда они вошли во дворец.
Потолок, облицованный золотом, парил в шести метрах над головой. Драгоценные камни мерцали в декоративных завитушках на стенах, создавая мозаику драконов пяти домов. Виверны, усыпанные рубинами, и Дрейки, густо усыпанные сапфирами, сверкали, когда они проходили мимо. Золотые статуи давно умерших императоров и императриц приветствовали их из углубленных альковов. Мраморный пол отдавался эхом от их шагов.
Аякс развернулся, осмысливая все.
– Только участники. Если это последняя ночь в моей жизни, я не хочу проводить ее с этими клоунами-жрецами.
– Читаешь мои мысли, – простонала Эмилия, отрываясь от остальных, когда один стражник попросил ее следовать за ним. Она помахала на прощание, но выглядела отрешенно. Люциан нахмурился, провожая ее взглядом.
– Увидимся позже, – пробормотала Веспир, и вскоре они с Аяксом оставили Люциана с командиром стражи.
На нем были доспехи из черного дерева с серебряной имперской печатью на груди: пять драконьих голов, расходящихся в стороны, как пятиконечная звезда. Его шлем был украшен двумя большими стилизованными обсидиановыми рогами.
– В какой стороне моя комната? – спросил Люциан и ахнул, когда стражник снял шлем.
Командир ухмыльнулся, знакомая улыбка на удивительно знакомом лице.
– Руфус? – воскликнул Люциан.
– Эй, теперь один капитан другому. – Руфус стиснул Люциана в объятиях. – Хотя последнее, что я слышал, – это то, что ты предпочел заросшие сады Священных Братьев.
– Что-то вроде того, – Люциан ухмыльнулся.
Руфус был мальчиком из Картаго, родом из глубинных пустынных территорий, призванным в армию, когда ему едва исполнилось двенадцать лет. Они встретились в заснеженной территории северной экспансии. Вскоре после первой битвы Люциана на спине дракона он оставил роскошь семейных шатров и офицерскую столовую, чтобы потрепаться с пехотинцами. Именно там он познакомился с Руфусом. Мальчик был в восторге от Тихеи, а Люциан предлагал ему ее погладить. Они вместе тренировались, подталкивали друг друга к лучшему, высмеивали друг друга за их неуклюжие попытки поговорить с девчонками.
Руфус начинал тощим, ростом с Аякса. Сейчас он был почти метр восемьдесят, широкоплечий. Его гладкая темная кожа утратила юношескую грубость. Блеск в его глазах был все тем же.
– Когда ты получил эту работу? – Люциан хлопнул друга по плечу. – Я думал, ты перевелся в дивизию на Масарийском фронте, поближе к дому. – Прошло более двух лет с тех пор, как они разлучились. Люциану было жалко терять друга.
– Твой отец замолвил за меня словечко наверху. Я перевелся в здешний корпус, а затем, после того как старый император заболел… – Он понизил голос. – Старый командир стражи подал в отставку и внезапно уехал. Потом меня повысили в должности.
– По крайней мере один из нас реализовал свой потенциал, – сказал Люциан, пытаясь улыбнуться. Руфус перестал улыбаться.
– Я не знаю, из какой бездны ты попал на это Испытание, но пусть яркие звезды приведут тебя к трону, – сказал он.
В Картаго они поклонялись звездам еще до появления драконьих всадников. Жители Картаго верили, что звезды были их предками, что каждый из них переродился в небесного бога. Гай Сабель, благодаря влиянию своей жены Айзабель, позволил людям сохранить свои религиозные обычаи, пока они не выставляли их напоказ. Большинство людей называли это щедростью. По мнению Люциана, это была обычная порядочность.
Правитель должен принимать всех своих подданных, а не какой-то особый класс.
Но после Гонки Люциану казалось, что Испытание просто тащит их пятерых вместе к краю обрыва, а затем через него. Справедливости здесь не существовало. Только сила.
Руфус как-то сказал ему: «Сила есть в звездах и в сердцах, которыми они управляют». Старая поговорка из старого Картаго. Люциан горько усмехнулся при мысли, что в силе может быть что-то грациозное и любящее.
Это было не то, что следовало говорить Руфусу. Было так много вещей, которые Люциан никогда не говорил ему, ради счастья его самого.
