Неужели это тот самый человек, который надел Люциану на шею золотую медаль и объявил его героем? За победу над тощим и голодным врагом, чья оборона не могла долго продержаться против неистощимых этрусцев и их драконьих повелителей? Люциан чувствовал себя таким одиноким в тот день, когда получил свою медаль, таким онемевшим от аплодисментов, а Эразмус все это время был вдвойне одинок и вдвойне холоден.
– Он этого не говорит! – взревела Гиперия, бросаясь за книгой. Люциан протиснулся перед Эмилией, останавливая движение Вольска.
– Подумай, – пробормотал он. – Императора отравили жрецы. Как ты думаешь, почему они это сделали?
– Если это правда, то, возможно, император… – Гиперия прикусила губу, пытаясь остановить слова.
– Заслужил это? – закончил Люциан. – Мы все помним, что ординарцы в Дельфосе считают самым священным правилом церкви. Не хочешь повторить, Гиперия? – Она отвернулась от него и прислонилась к столу. – «Император – живое воплощение Дракона на земле, и все, что есть порядок, исходит от него. Поэтому его жизнь вечно священна и неприкосновенна». Но священники не могли вынести того, о чем он думал. Из того, что рассказал мне Руфус, ясно, что император все время спорил с ними.
– Это еще не все, – Эмилия начала хватать с полок дополнительные тома. Она присела позади Люциана, перелистывая страницы. – Двумя томами позже, в книге под названием «Северный конфликт», Эразмус говорит о желании остановить войну против викингарских кланов. Он говорит, что продолжающаяся борьба истощает ресурсы империи и убивает ее солдат за очень малую надежду на награду. Викингары не угрожают нам, как вроклавцы, когда мы их завоевали, и не предлагают богатую добычу, как Картаго или Арденны. Но он пишет, что «они все время следят за мной, и нет никого, кому можно было бы доверять». Эти книги были наполовину дневником, наполовину манифестом. – Она листала все дальше и дальше, погруженная в свои мысли. Люциан стоял на страже Эмилии, но плечи Гиперии с каждым словом опускались все ниже. Ее плечи еще никогда так не опускались.
– Что это значит? – спросила Веспир.
– Это значит… – Люциан никогда еще не чувствовал себя таким усталым. – Император был против всего, за что выступала империя, и жрецы убили его из-за этого. Возможно, он планировал отозвать войска, и они запаниковали.
– Возможно, – сказала Гиперия, – именно поэтому созыв был таким странным. Если жрецы нарушили его самую священную заповедь, возможно, Дракон выбрал иначе, реагируя в противоположность.
– Я все еще не думаю, что Великий Дракон что-то выбирает, – сказала Эмилия, вставая. – Но, Гиперия, это неплохая теория. – Странный блеск загорелся в ее глазах. – Жрецы вывели мир из равновесия. В хаос. И по иронии судьбы до этого у них было слишком много порядка. Мы продолжаем расширять границы нашей империи не потому, что нам это нужно, или чтобы спасти нас от угрозы, а потому, что это именно то, что мы всегда делали. Это бессмысленно. Это традиция без размышлений.
– Э-э, возвращаясь к сути. Значит, мы все здесь потому, что жрецы – убийцы? – Аякс нахмурился. – Но почему? Почему именно мы?
Ни у кого не было ответа на это.
– Что же нам теперь делать? – пробормотала Веспир.
Люциан помог Эмилии поставить книги на полки.
– Мы не можем позволить Петро и Камилле уйти безнаказанными, – прорычал он. Его глаз дернулся при мысли об Эразмусе, пытающемся прекратить кровопролитие, и жрецах, блокирующих его на каждом шагу. Монстры. Лжецы. Убийцы.
Конечно, Люциан не имел права судить кого-либо за убийство.
– Мы ничего не сделаем, – тихо сказала Эмилия. Аякс фыркнул. – Пока один из нас не будет коронован.
– Зачем ждать? – спросила Веспир.
– Пока не будет избран новый император, жрецы – единственная власть в империи. Это традиция. – Эмилия выглядела бледной. – Если бы мы попытались рассказать о том, что они сделали, они могли бы заставить нас замолчать. Имперская гвардия поклялась повиноваться им, пока один из нас не победит.
Люциан понял.
– Значит, тот, кто победит, возьмет под контроль стражу и арестует жрецов…
– Именно. И… – Ее глаза расширились. – Помилует остальных от Отбора.
– Прошу прощения? – Гиперия обернулась.
– Если нас призвали из-за преступления, которое совершили жрецы, значит, произошла ошибка в Отборе. Так что никто из нас не должен столкнуться с последствиями проигрыша. – Она схватила Люциана за руку. – Все поклянитесь прямо сейчас.
– Вся эта чушь с клятвами в круге и объятиями уже слишком, – проворчал Аякс.
Но, к удивлению Люциана, Гиперия согласилась первой.
– Хорошо. – Она уставилась на нарисованный выше глаз. Он не мог догадаться о ее чувствах.
– Да, – сказала Веспир, толкая Аякса локтем в бок.
– Ладно, – проворчал он.
– Я не думаю, что мне нужно спрашивать тебя, – сказала Эмилия Люциану. Уголки ее рта слегка изогнулись в улыбке.
– Нет. Тебе не надо.
– Конечно, победителем будет один из вас троих. – Аякс направился к лестнице, засунув руки в карманы. – Мы уже знаем, что это буду не я и не Веспир.
– По крайней мере ты будешь жив, – отрезала Гиперия, следуя за ним. Люциан последовал за остальными, быстро остановившись, чтобы задуть свечи, оставив темную комнату в дыму. Идя за Эмилией, он думал о том, что должен чувствовать. Ах, но у него еще будет время решить, какие чувства он испытывает. Если они все доживут до конца этого проклятого Испытания, у них будет время на все.
– Эй, – прошептала Эмилия. Она остановилась на лестнице, и он неуклюже врезался в нее. Она оглянулась через его плечо, и ее дыхание защекотало ему висок. – Ты встретишься со мной сегодня вечером, когда все лягут спать? Мне нужно кое-что обсудить.
– Конечно. Что?
– Не сейчас. Вечером.
Он устало последовал за ней наружу, еще одна загадка ждала его впереди.
59
Эмилия
Эмилия никогда не испытывала такого страха, даже когда Чара впервые уселась в созывном круге и разрушила ее спокойную жизнь. Когда городские колокола пробили полночь, она вышла из своих комнат и направилась в задние сады. Эмилия поспешила по усыпанной гравием дорожке, мимо цветущего в ночи жасмина и нежного журчания фонтана. Теперь она смотрела на огромное пространство мерцающих огней. От заката до рассвета они поддерживали свет в общественных фонарях, освещая все бульвары и проспекты в угоду императору. В Драгонспае не было такого понятия, как ложиться спать в разумное время. Город был имперской игровой площадкой, пиршеством самых разных удовольствий.
Если она станет императрицей, честность будет самым сладким удовольствием из всех.
