– Борись. Ты можешь выбраться оттуда, – прошептал он, когда жрецы вошли в дверь. Аякс присел с кинжалом в руке. – Давай же!
– Как будто мы будем драться на ножах, – усмехнулась Камилла. Она тихо присвистнула.
Ночь взорвалась равномерной линией охранников, бегущих в ногу. В идеальном строю они окружили его с обнаженными мечами. Онемевший Аякс уронил кинжал на землю.
– Всегда лучше быть готовым. – Улыбка Камиллы была ядовитой. – Ваша записка дала нам передышку.
Аякс разыграл те немногие плохие карты, которые у него еще оставались. Страх разрывал его разум.
– Она отравила императора Эразмуса! Они вместе это сделали! – закричал он, глядя на солдат. Круг невыразительных глаз наблюдал за ним из-под затененных шлемов. – Они использовали слезы василиска! Спросите у кухарки! Она думала, что это лекарство, и капала его в рагу императора!
– А, Гестия. – Камилла прищелкнула языком. – Бедная женщина. Ужасное зрение. Делает так много простых ошибок.
Аякс понял, что теперь он обрек на гибель и кухарку. Он топтал невинные жизни направо и налево. В безумии он попытался отскочить. Он должен быть убедительным, умным, умнее этих проклятых жрецов.
– Я, я имею в виду, что, возможно, она это сделала. Может быть, я все это выдумал! Чтобы, э-э… – Он разрушил все вокруг себя, его слова были более разрушительными, чем прикосновение хаотика.
– Арестуйте его, – сказал Петро. Стражники схватили Аякса и оттащили его от Пса. Существо все еще могло двигать своими выпученными глазами; они вращались, отслеживая каждое движение Аякса. Из глотки дракона послышался новый скулеж.
– Я говорю правду! – взвыл Аякс. – У меня… У меня есть доказательства!
– Доказательства – это ничто по сравнению с властью. – Петро жестом указал одному из стражников. – Дракон.
Стражник повиновался без колебаний. Пес заскулил, когда человек встал перед ним с мечом наготове.
Аякс не мог дышать. Пес. Яркая, пучеглазая, гапающая, идиотская любовь его глупой жизни заскулила, когда мужчина поднял меч…
– Остановитесь! Остановитесь! – Аяксу было наплевать, что он сейчас рыдает. Он пополз бы к жрецам, если бы они ему позволили. – Я все это выдумал! Просто не делайте… не делайте этого! Только не Пес! Пожалуйста, только не мой дракон!
Последнее слово вырвалось у него сорванным криком. Аякс будет слышать его эхо всю оставшуюся жизнь.
– Глаза, – просто сказал Петро.
Пес заскулил.
Аякс закричал, когда солдат двумя точными ударами рассек выпученные глаза дракона.
Обезумевший от боли, Пес, должно быть, стал слишком тяжел для удерживания жрецами. Он бросился вперед, ревя в агонии, когда его крылья раскрывались и закрывались. Его голова моталась из стороны в сторону, капли крови падали на землю, как жестокий дождь. Пес начал вытирать свою бедную голову о каменные плиты, как будто все, что ему было нужно, – это смыть кровь с глаз, чтобы снова видеть. Он не изрыгал огня, и Аякс нутром чувствовал, что это из-за него. Пес никогда не причинит вреда своему наезднику. Никогда.
Аякс не мог пошевелиться. Он был беспомощен.
Нет, император, нет, Аякс Сарконус. Всего лишь пятнадцатилетний парень.
– Пес, – заплакал он. Дракон издал низкий, скорбный крик и бросился вперед. Стражники расступились подальше с его пути, а жрецы смеялись.
– Такое благородное создание, – протянула Камилла. – Итак, милорд Аякс. Что вы скажете теперь?
Аякс ничего не видел сквозь слезы. Он не мог говорить.
Кто-то пробился сквозь толпу солдат. Перед Аяксом встала защитная стена.
– Что вы сделали? – крикнул Люциан.
61
Люциан
Когда он нашел нетронутую кровать Аякса, он знал, что парень ввязался в неприятности, но Люциан не мог представить себе этого.
И дракон. Это увечье было ересью, как грубые слова, высеченные на стенах священного храма. Он представил себе Тихею такой, и боль была невыносимой.
Пес продолжал вытирать морду и звать на помощь, затерявшись в темном мире.
Камилла откинула голову назад и наполнила воздух безжалостным смехом.
Впервые с тех пор как он сжег меч Гая Сабеля, Люциан пожалел о своей клятве жить без насилия.
– Что вы сделали? – рыкнул Люциан. Когда один из солдат попытался удержать его, Люциан отпрянул. Солдаты заблокировали его со всех сторон.
– Дайте ему меч, – приказала Камилла. Петро издал обескураживающий звук, но один из стражников бросил свое оружие на землю, и оно приземлилось у ног Люциана. С колотящимся сердцем он попытался выявить Руфуса, но не увидел капитанского шлема. Возможно, жрецы были избирательны в выборе людей для своего задания.
– Что ж, лорд Люциан? – промурлыкала Камилла. – Вы готовы отказаться от своих клятв?
Его ладонь крепко держала рукоять меча. Скорбные крики Аякса и Пса сливались в отвратительную гармонию, и Люциану ничего так не хотелось, как заставить кого-нибудь заплатить. Эти убийцы, эти трусы, которые отравили Эразмуса. Покрытые шрамами руки Люциана сжались в кулаки.
Защити Аякса. Охраняй Пса. Отомсти за Эразмуса.
Но…
Если Люциан поднимет этот меч, он снова бросится в самую грязную игру, в которую когда-либо играл. Если он нападет, эти трусы победят.
– Давай же! Сражайся! – закричал Аякс. Но Люциан опустил руки и склонил голову.
– Пожалуйста. Возьмите меня вместо него. В чем бы ни был виновен Аякс, я совершал поступки в тысячу раз хуже.
– Как благородно. – Камилла вздохнула. – Прямо как Эразмус. – Люциан закрыл глаза; то, что она произнесла имя императора, было подобно удару плети по его душе. – К сожалению, вы обладаете многими похожими характерными недостатками. Стража. – Люциан не поднял глаз, когда она отдавала приказ. – Посмотрим, действительно ли он так принципиален, как притворяется. Проткните его насквозь. – Он услышал насмешку в ее голосе. – Давайте проверим его инстинкты.
Замри. Не двигайся. В любом случае, все кончено. Люциан ждал, пока трое мужчин, окруживших его, начнут атаку. Эта смерть была слишком хороша для него. Это была единственная несправедливость.
Мужчины закричали.
Голова Люциана дернулась вверх, когда солдаты взорвались облаками красного тумана. Выругавшись, он вытер глаза и выплюнул теплую медную кровь изо рта. Три доспеха и три орудия со звоном упали на землю. От останков поднимался пар.
Все – жрецы, Люциан, Аякс, солдаты – закричали, когда земля затряслась под ними. Глубокие, зловещие трещины тянулись по всему двору. У Люциана перехватило дыхание.
