Прошин пожал плечами: выясняйте.
– Нет, Иван, так не пойдет, – миссис Стайн вздохнула. – Мы оба здесь с одной и той же целью – эта станция должна работать. Несмотря ни на что. Мы знаем, зачем это нужно – потому что во все эти железки («Керамику», – сказал Прошин)…неважно, керамику… потому что во все это вложены труды миллиардов людей со всей Земли, и каждый из них заслужил вознаграждение за свой труд, вознаграждение через рост экономики, ведущее к улучшению качества жизни… Мы понимаем друг друга?
– Да, – Прошин сказал это, а затем только почувствовал, что действительно думает так же.
– Хорошо, – Стайн кивнула. – Ради успешного функционирования станции, мы должны разобраться в ваших чувствах, ваших взглядах на жизнь.
– Как специалист с большим стажем работы, я считаю себя вправе сказать, что чувствую людей, – продолжала она. – Наблюдая за вами, Иван, беседуя с вашими коллегами, я поняла очень важную вещь: ваши взгляды на жизнь недавно претерпели значительные изменения. Более того, вы пережили смену идеалов или, может быть, у вас возник новый взгляд на привитые с детства, привычные ценности. Ломка.
Прошин опустил взгляд.
– Так, – сказала психолог. – Иван, давайте говорить как взрослые люди: вы боитесь последствий беседы со мной?
Прошин скорчил кислую мину. Да не то чтобы боялся… Психологи списывали на грунт столько же космонавтов, сколько все остальные специалисты, а Прошин, вопреки хвастливым клятвам самому себе, мол, да я и на гражданке жить буду кум королю, реальной жизни земного обывателя попросту не представлял.
– Не буду врать, – психолог внимательно наблюдала за ним, – наш разговор может иметь и такие последствия. И ваша обязанность как профессионала – принять возможные неприятности.
– Звучит не очень, – пробурчал Прошин.
– А давайте просто представим, – миссис Стайн откинулась на спинку кресла, – будь я такой бессердечной сукой, какой вы меня представляете (Прошин вскинулся), напиши я представление о вашей отставке капитану… Что будет?
– Я не считаю вас сукой, – сказал Прошин и отвел глаза.
– Что будет? – спросила Стайн.
– Ну, транспорт.
– Корабль на Землю придет через полгода. Что вы будете делать?
– Ничего. По рекреации болтаться, – Прошин с вызовом уставился на миссис Стайн.
Так было с Алемаа. Психологи выписали белый билет за… Никто толком не знал, что там было, но парень три месяца болтался по жилому модулю «Циолковского» с блаженной улыбкой на морде, жрал от пуза, спал сколько влезет и, судя по постам «Вконтакте», купил дом в Новой Зеландии. Те трое, что перебрали с миллизивертами, и сейчас, наверное, отвисали где-нибудь возле бассейна в парке О, делились планами, как потратят немаленькую компенсацию за вред здоровью, как будут жить на полагающуюся в таких случаях пенсию от Межкосмоса вдобавок к базовому основному доходу выплачиваемого каждому жителю Земли после четырнадцати лет.
– Так, – легкая улыбка тронула губы психолога. – Дальше.
– Ну на Землю полечу.
– Что будете делать?
Прошин пожал плечами:
– Сколько заплатят… – и взорвался: – Доктор! Я здесь за так глотать воздух не буду! Не тому учили!
Стайн кивнула:
– Станция может на вас рассчитывать?
– Да!
– Хорошо, – психолог глянула на монитор, – в таком случае расскажите мне все.
– Я родился… – с сардонической улыбкой начал Прошин.
– Нет-нет, я хочу знать, как проходила ваша командировка на Холт. Неприятности начались сразу по прибытии?
– Да, «Холт-Контроль» отправил мне лихтер с неправильной циклограммой торможения… – Прошин замялся. Взрослый человек, говоришь?..
– Погибли двенадцать человек, – сказал он, глядя миссис Стайн в глаза. – И я до сих пор не знаю, моя это вина или нет.
– Вы могли предотвратить их гибель?
– Да.
– Как?
– Я мог бы не уклоняться от лихтера. Тогда бы погиб я. Они выжили бы.
– Люди погибли сразу после ваших действий?
– Нет, там что-то около десяти часов прошло. Я был без сознания, знаете… когда на тебя несется эта махина… и все надо делать быстро… и времени рассчитать орбиту не было… а после года в барже сил не было… И вот, – Прошин умолк, опустив очи долу.
– Каждый человек может и должен отстаивать свою жизнь, – как-то очень тихо сказала Стайн. – Я не могу так сразу сказать вам, что вы невиновны в их гибели. Но ради дальнейшего продолжения работы вам придется решить этот вопрос, и лично я бы сказала, что все-таки вашей вины здесь нет.
– Была комиссия, – сказал Прошин.
– Они были пристрастны, – отмахнулась Стайн. – Конечно, им надо как-то оправдаться перед Межкосмосом, вот они и резвились. Сделаем вот что. Вы доверяете капитану?
– Да, – Прошин оживился, – Иваныч – мировой мужик.
– Вот, – кивнула Стайн, – давайте соберем свою комиссию. Из работников станции. Просмотрим записи, выслушаем ваш рассказ, примем решение, виновны вы или нет.
– Да, – сказал Прошин, – конечно, спасибо.
– Не могу не предупредить, – осадила его психолог, – если степень вашей вины будет достаточно велика, я отстраню вас от исполнения обязанностей. Вы найдете силы принять непростое решение?
Прошин колебался буквально доли секунды:
– Да. Найду.
– Хорошо. Что произошло дальше?
Прошин погрузился в воспоминания. Темная улица в Москве. Бордель. Туристическая путевка на баржу.
Лес. Проламываемый лед и окровавленное лицо Смита. Наяву можно было прогнать думы о былом, но память отказывалась стирать картины недавнего прошлого, и они, ничуть не тускнея со временем, приходили во сне. Прошин просыпался за час до будильника, бродил по комнате, переживая. Вспоминал разговор с Мухиным. Каждая реплика, каждый жест: забывалось одно, вспоминалось другое, потом наоборот. Неправильные слова, неверные поступки.
– Я дерьмо, – подвел итог Прошин.
– Нет, – отозвалась миссис Стайн. – Вас отправили выполнять задание, вы получили инструкции. Будь все так, как вам рассказывал ректор, вы справились бы?
– Наверное… – Прошин пожал плечами. – Чего бы мне не справиться?
– Да или нет?
– Да.
– Вы выросли на примере поколения победителей, – Стайн заговорила медленно и тихо, и Прошин даже подался вперед, жадно вылавливая каждое слово психолога, – и ваши поступки – будем говорить прямо – не соответствуют вбитому с детства эталону. Но ведь эти победители знали, на что идут. Им сразу говорили: ребята, придется драться. Их готовили к невесомости, одиночеству, за ними наблюдали ежеминутно и каждую минуту на помощь им готовились прийти сотни первоклассных специалистов.
