Закончив, я направился в санчасть. Доктор по живому рвал присохший бинт, я только шипел. Ведь советовал ему физраствором смочить и спокойно снять, так нет, варварскими методами действует. Больше к этому коновалу ходить не буду, сам куплю на берегу медикаменты и хирургические инструменты и буду собой заниматься. Себе-то уж я точно доверяю.
После обеда в кают-компании, где меня познакомили с остальными офицерами, я взял разъездную шлюпку и отправился на берег. Выбор был не такой и большой, но я там купил еще одну офицерскую вещевую сумку, которую набил и медикаментами, и хирургическим инструментом, шовный материал тоже взял, как и инструменты для ухода за руками. Бутыли с физраствором, медицинским спиртом, хлороформом – ничего не забыл, то есть все нужное. Вернувшись на борт, изучал корабль, с офицерами общался. А дальше началась служба.
Следующие два месяца пролетели довольно быстро: раз – и нет их. Японцы предприняли две попытки блокировать выход с рейда с затоплениями транспортных судов. Во второй раз у них практически получилось, и на несколько дней эскадра была блокирована в порту.
Сам я освоился на корабле, у меня был свой денщик, я был им вполне доволен. Подчиненными тоже. Уже двенадцать учебных тревог сыграли, с учебными прицеливаниями без стрельб. Также стоит сказать, что я стал довольно известен по эскадре. Однажды проверил все три дальномера на борту и определил, что те показывают ошибочную дальность, у всех разные данные. Написал рапорт на имя своего командира, а тот поднял вопрос в штабе эскадры на совещании. На крейсер прибыли инженеры и старшие офицеры с других кораблей, проверили и подтвердили мои расчеты. Пока я калибровал дальномеры, комиссия работала на других кораблях и показала, что только на «Новике» все в порядке, и то потому, что там начальник артиллерии сам с дальномерами возился. Это запрещалось, их настраивать мог только специалист, но его по эскадре еще сыщи. Так что неделю эскадра бурлила по этому поводу. И была еще одна новость. Я о бое у эшелона уже и забыл, но награда нашла героя. При построении, прямо на борту крейсера, адмирал Алексеев вместе с командующим эскадры контр-адмиралом Витгефтом наградили меня анненским оружием (это был кортик), и я прикрепил к кителю орден Святой Анны четвертой степени. Приятная неожиданность.
Адрес родителей Алексея я помнил и, подделав его почерк, отправил письмо домой. На берегу сделал фото в полный рост, вложил газеты, где была заметка о награждении с описанием того боя. Родители сыновьями, да и дочерями тоже должны гордиться. Вот и дал им повод для этого. И до этого уже посылал пару писем. Мол, принят, вступил в должность, продолжаю службу, бинт уже сняли, рана зажила, так что в порядке. Стригся я коротко, но рана скоро заросла волосами, и ее было не видно. Чуть заметный красный шрамик на виске, уходящий под волосы, не особо привлекал внимание, а скоро он совсем побелеет.
Так до июня время и тянулось, пока не поступил приказ: из-за продвижения японских войск по суше к Порт-Артуру вывести эскадру и уйти во Владивосток, прорвав морскую блокаду. Началась спешная подготовка к выходу. Агентов в городе до черта, те наверняка засекли эту подготовку, значит, и японцы уже знают. И вот наконец по одному кораблю, проходя узкое устье выхода с рейда, эскадра собралась на внешнем рейде и, выстроившись в боевой порядок, двинула по Желтому морю в сторону пролива. За двумя колоннами боевых кораблей, чуть отстав, шли транспорты обеспечения, два угольщика и госпитальное судно. К сожалению, уже через три часа пришлось повернуть назад – впереди показались дымы кораблей японского флота, и командующий не стал рисковать (я считаю, что просто струсил) и приказал повернуть обратно. По эскадре прошла информация, что тот решил, что наше положение невыгодно для боя. Точно струсил. Если бы мы довернули вправо, то преимущество было бы у нас, солнце било бы японцам в глаза, и тогда они у нас были бы как на ладони. Я объяснил это командиру «Паллады», когда мы находились на ходовом мостике, но тот только довольно грубо отчитал меня, назвав наглым мальчишкой.
Вернувшись, мы встали на внешнем рейде. Пока транспорты, а потом и броненосцы заходили на рейд, окончательно стемнело. Капитан покинул борт крейсера: адмирал созывал командиров для совещания. Старпом тоже сошел, отправившись к «Диане», у него был какой-то срочный вопрос к коллеге по однотипному кораблю. Я остался на борту за старшего офицера. Наша очередь войти на рейд через три корабля, лоцмана ждем, однако я поступил по-другому.
– Лейтенант, поднять якоря, – приказал я вахтенному начальнику. – Руль на левый борт. Малый ход вперед. Сигнальщику передать на миноносцы: приказываю следовать за мной.
Вахтенный начальник стал командовать. Бронепалубный боевой корабль, стронувшись с места и набирая ход, сделал полукруг и устремился прочь от внешнего рейда. Три миноносца последовали за ним, остальные остались на месте, не подчинившись приказу старшего командира. По должности я с ними равен, хотя те и командиры кораблей, но я-то отдавал приказы от имени командира «Паллады». Да и на миноносцах командиров нет, адмирал всех созвал до того, как те вошли на внутренний рейд, и это было очень грубой ошибкой. Я надеялся, что молодые офицеры выполнят приказ, и те это сделали, пусть и не все.
– Ваше благородие, – обратился ко мне вахтенный начальник. – Я не понимаю причину вашего решения покинуть внешний рейд. Приказа из штаба эскадры не поступало.
– Все очень просто, лейтенант, – сказал я, изучив проложенный штурманами курс и признав его пригодным. – Я только что угнал боевой корабль портартурской эскадры. Мне надоело наблюдать за засильем стариков на должностях командиров, которые думают не о выполнении приказа, не о том, чтобы воевать с противником, а о своем благополучии, опасаясь потерять теплое место и командирскую должность. Я не хочу ходить под командованием труса, а именно таким я считаю командующего эскадрой. Если бы командирские должности раздали молодым офицерам и лейтенантам, то будьте уверены, японцы уже были бы биты. Я иду воевать. Воевать не против флота – с одним крейсером нам с ними не справиться. Мы будем уничтожать их коммуникации, обстреливать порты, наносить удары по войскам на побережье, уничтожать транспорты. То есть заниматься тем, для чего этот корабль и построен. Когда снаряды подойдут к концу, уйдем во Владивосток. Уголь добудем на транспортных судах. Я разочаровался в командовании русского императорского флота, поэтому после окончания войны уйду в отставку, но перед этим хочу громко хлопнуть дверью, показав, что и один русский корабль в поле воин. Итак, вы со мной?
Я осмотрел вахтенного начальника, двух кондукторов и матроса-сигнальщика, которые находились на мостике; двое вестовых еще заглядывали в открытую дверь. Один из кондукторов, что стоял за штурвалом, почти сразу кивнул – он был из тех, с кем я ехал в эшелоне, – чуть позже и матрос со вторым кондуктором кивнули, да и вестовые тоже согласились. А вот лейтенант размышлял, задумчиво меня изучая. Мы не были друзьями, но общение было построено на уважении. Наконец он сказал:
– Нужно собрать команду. Я пока не принял решение.
Крейсер шел к китайским берегам, все три миноносца с нами. Два по левому борту, третий, чуть отстав, ориентировался по кормовым ходовым огням – только они были зажжены, остальные потушены. Собрав на палубе всю команду, кроме тех, кто вел корабль, я сообщил всем новость. Почти сразу команда разделилась на два лагеря: тех, кто поддерживал меня, и кто нет. Последних было меньшинство: почти всем надоело стоять на рейде, они радовались, когда эскадра выходила в море, и печалились оттого, что вскоре она возвращалась, не сделав ни одного выстрела.
