Остаток фразы, переведенной толмачом, потонул в грохоте одобрительных криков, к моему вящему удовольствию. Однако в этой зале, как и во всей Алании, любые решения зависят только от одного человека – Дургулеля. И потому я неотрывно смотрю на его лицо в надежде увидеть хотя бы намек на положительные эмоции – и, кажется, вновь вижу тень улыбки в уголках губ музтазхира!
Однако мое ликование, равно как и выкрики собравшихся, обрывает властный жест царя. Дургулель поднимает византийского посла – и в этот раз ромей все же сумел собраться и заговорить относительно спокойно и ровно.
– Он говорит, что катепана вы выманили в Тмутаракань обманом, а после подло захватили, предали пыткам и вынудили себя оговорить. В это же время в Корсуни и Суроже подняли бунт подосланные и купленные вами люди, сумевшие взбаламутить жителей и ложью настроить против законного правителя – базилевса…
Толмач словно синхронный переводчик повторяет за византийцем, донося до меня смысл сказанного, за что я ему весьма благодарен.
– Ромей говорит, что царя Давида убили его же подданные, и греки здесь ни при чем. Он говорит, что Цимисхия и Феодору настигла Божья кара за предательство Никифора Фоки…
– Хм, а в этом что-то есть!
– Также он говорит, что царь Георгий первым напал на Византию, объединившись с мусульманским халифом Аль-Хакимом, а царь Гагик не выполнил воли дяди, завещавшего Армению империи.
Все внимательно слушают ромея, чьи слова также переводятся толмачом и чей голос с каждой секундой становится все более сильным и уверенным.
– Посол говорит, что сегодня у Византии, Грузии и Армении есть общий и очень сильный враг, пришедший с востока, – турки-сельджуки. Царь их, Алп-Арслан, весьма опытный и искушенный полководец, и лишь вместе православные христиане смогут выстоять под новым исламским натиском. Он говорит о крепком союзе грузин и аланов и необходимости сегодня позабыть старые дрязги и держаться друг друга. Он говорит также и о нашем союзе с империей, напоминает о родстве грузинского, аланского и византийского правителей…
Наконец оба толмача замолчали вслед за послом, и византиец, глубоко склонившись перед Дургулелем, с царского разрешения сел под негромкий, но одобрительный гул. Грек явно не зря ест свой хлеб, сумел-таки обуздать гнев ясов, вызванный моей речью. Но нельзя давать сопернику сказать последнее слово – и потому, дождавшись разрешения царя, я встал:
– Мои слова против слов ромея. Я был там, когда катепан пытался нас отравить, смотрел в его глаза на пиру, когда он признался, что желал нашей смерти. Я также был в Корсуни и своими глазами видел отчаянное, бедственное положение людей, желающих сегодня отречься от империи. Повторюсь, это мои слова против слов ромея.
После короткой паузы, позволившей собравшимся переварить сказанное, но не дав им себя перебить, я продолжил:
– Однако я согласен с послом базилевса – угроза с востока чересчур велика и опасна, и православным воинам стоит держаться друг друга. Но разве остались еще в Византии собственные славные воины, кроме варяжских и норманнских наемников? И разве стоит во главе империи опытный полководец, каким, к примеру, был Никифор Фока – человек, понимавший нужды простого народа и не жалевший казны ради армии?! Я скажу вам – нет!!! Империя слаба и не подходит на роль союзника. Она скорее будет использовать грузин и аланов в качестве щита, которым и закроется от Алп-Арслана!
Моим словам вновь сопутствуют одобрительные крики ясов – и я продолжаю:
– И если Византия была бы по-прежнему сильна, разве сегодня стоял бы я здесь и вел бы речь от лица князя Ростислава?! Нет! Ромеи уже давно бы навели порядок в Корсуни и Суроже, разбили бы наше войско в бою! Но вместо этого греки лишь науськивают вас на наши земли, пытаются нас стравить!
Я вновь взял короткую паузу, после которой едва не закричал:
– Примите наш союз, примите нашу помощь в будущей войне! Вы не прогадаете! Я лично приведу войско Тмутаракани вам на помощь, и вместе мы сокрушим сельджуков!
Оглушительный, торжествующий рев, повисший в зале, является мне ответом. Даже Дургулель открыто – открыто! – улыбнулся и пока не спешит успокаивать своих подданных. В первые мгновения мне даже показалось, что я переломил ход переговоров, но тут музтазхир бросил выразительный и немного лукавый взгляд на ромея. В этом взгляде возможно прочитать все что угодно, кроме решительного отказа. А минуту спустя музтазхир подтвердил мои подозрения:
– Что же, тамтаракайский воевода красноречив не менее, чем славные своим сладкоречием ромеи. Его слова заставляют сердце биться чаще. И в эту минуту я хотел бы сжать протянутую руку князя Ростислава, заключить с ним союз… Но цари не могут принимать решения, поддавшись чувствам! – В последних словах Дургулеля явственно послышался металл. – Базилевс Константин мой родственник и старый союзник, а приняв предложение русского посла, я предам этот союз… Что же, я должен все хорошо обдумать, прежде чем принять решение. А пока послы, наши гости, могут наслаждаться царским гостеприимством без страха быть отравленными! Я, музтазхир Дургулель, даю свое слово – гость под моей защитой неприкосновенен, и ему нечего опасаться, даже греческого яда! Ибо если с человеком, кто живет под моим кровом, питается моим хлебом и пьет мое вино, случится вдруг несчастье, – голос царя налился неприкрытой угрозой, а его стальной взгляд уткнулся в ромейского посла, – то гнев мой обратится против виновного и его хозяев! И гнев этот будет страшен!!!
Кажется, византиец стал ниже ростом, съежившись под яростно пылающими глазами Дургулеля! Но миг столь явного проявления царских чувств был краток – вскоре музтазхир обратился ко мне, источая при этом уверенное спокойствие:
– Я дам ответ князю Ростиславу после весенних состязаний богатырей, посвященных пробуждению земли от снежных оков. Это славная, нерушимая традиция ясов, и мы соблюдем ее сейчас, как и в прежние годы.
Похоже, я начинаю понимать замысел царя ясов. Он играет – играет с византийцами, используя меня в качестве козыря. Видимо, Дургулель рассчитывает выжать из базилевса по максимуму, угрожая союзом с Тмутараканью. Например, торговые льготы, четкие гарантии союзнических обязательств в будущих войнах, золото, наконец… Моя вспышка на пиру была просчитана, он все предвидел и воспользовался моей несдержанностью, показав ромейскому послу, что у ясов есть альтернатива. А теперь ему нужно время – переписка посла с базилевсом протекает со скоростью движения курьеров из Магаса в Константинополь и обратно. И то пока император удосужится ознакомиться с докладом своего человека из далекой Алании, пока обсудит все с приближенными, пока даст ответные инструкции… Да, до весны все будет решаться. А Дургулель между тем может запросто собрать воинов на границе с княжеством, играя в «переговоры» в столице, – и ударит еще до того, как Ростислав получит от меня внятное предупреждение! В то самое время, когда музтазхир играет с византийцами, мы остаемся вне его раскладов, и, какими бы ни были выторгованные им условия, конечный итог одинаков – военное вторжение!
