Булькающий хрип поверженного урманина отвлек меня от всеобщего презрения, и я вновь посмотрел на его изувеченное лицо.
– Твои асы едва не забрали твою жизнь. А спас тебя единый и настоящий Бог, послав мне свое знамение!
– Ха-ха-ха! Но разве жизнь – это главное?!
Удивительно, но варяг пришел в себя и по-прежнему способен говорить!
– Не главное. Главное – что будет после.
Глава 6
Май 1067 г. от Рождества Христова
Фема Халдия
[21], окрестности города Оф
[22]
Птицы летели над морем… Птицы летели над морем, над горами, над сушей – за свою жизнь они покрывали сотни верст, и не было недоступного для них места.
В этот раз птицы видели внизу огонь – много пугающего их огня на побережье, там, где раньше они вили гнезда, где жили люди. Их дома также поджигали люди, только те пришли с северо-востока, с другого берега моря – птицы видели их раньше. Они лишь не могли взять в толк, зачем же человек жжет дом другого человека, сражается с ним и убивает его? Разве мыслимо это – убивать себе подобных?!
Крупная флотилия касогов – разведчики насчитали тридцать кораблей – неожиданно обрушилась на побережье. Впрочем, турмарх
[23] Офа Александр не любил слово «неожиданно». Всю свою жизнь он был воином и прошел путь от рядового бойца – за личное мужество и стойкость был произведен в лохаги
[24], а в бою с арабами заслужил звание таксиарха
[25]. Получив очередное назначение и прибыв в Оф, Александр приложил максимум усилий для защиты вверенной ему земли: проводил регулярные учения с ополченцами-скутатами, удвоил численность отряда лучников-токсотов, собрал конную сотню легких всадников-трапезитов, вооруженных дротиками и мечами. Перевал с востока, ведущий в долину одноименной с городом реки, турмарх закрыл дерево-земляной крепостью-фрурионом, посадив в него регулярный сменный гарнизон, а на побережье организовал ряд постов, в случае морского набега предупреждающих жителей окрестных деревень дымным сигналом.
Но если сам Александр был способен жить каждый день так, словно уже сегодня, в крайнем случае, завтра враг внезапно нападет, простые люди так не могли. Ежедневный, тяжкий труд на земле ради пропитания и выживания (задрали подати в последние годы!) отодвигал в сторону любые тревоги. Несмотря на внешнюю бравость и кое-какую выучку, буквально вбитую турмархом в ополченцев, многие из них не имели боевого опыта и в первую очередь оставались крестьянами и горожанами, а не воинами. И когда на восточных постах в небо неожиданно поднялся дым, многие его просто не заметили, или не обратили внимания, или не придали значения. А в итоге жители двух ближних к побережью деревень были застигнуты касогами в поле, лишь небольшой отряд дежурных скутатов вступил в бой и вскорости был уничтожен. О судьбе жителей Александр ничего не знал, но к сигналам с побережья добавились гораздо более густые и заметные столбы дыма, поднимающиеся с мест, где находились деревни. Наверное, их было видно даже в Трапезунде…
Ополченцы третьего поселка успели изготовиться к бою – и именно поэтому часть его жителей сумела спастись бегством. Сотня трапезитов, ведомых Андроником, старшим сыном Александра, поспешила им на помощь, пока отец спешно мобилизовал скутатов Офа – тогда еще точная численность врага была неизвестна. В город вернулось всего два десятка израненных воинов, привезших посеченное тело своего декарха
[26] и черную весть о численности нападавших: не менее полутора тысяч воинов. Вскоре прибывшие с побережья гонцы доложили, что в нескольких местах видели касожскую флотилию в тридцать кораблей, чем подтвердили слова уцелевших трапезитов: Александр знал, что одно касожское судно способно вместить до полусотни воинов.
Оценив ситуацию, турмарх с глубоко потаенным удовлетворением принял решение выступить навстречу врагу. Он остро жаждал мести, однако не смел поставить собственное желание и отцовскую боль выше долга. Но ведь долг турмарха заключается в защите вверенной ему земли и людей! Будь касогов больше, и Александр, трезво оценивая свои шансы, заперся бы в городе – на каменных стенах Офа он сумел бы выдержать штурм и трехтысячного войска. Но, имея в своем распоряжении полнокровную хилиархию
[27] в восемь сотен скутатов, да триста токсотов, турмарх не сомневался в победе над плохо организованным отрядом разбойников. Тем более что Александр был просто обязан защитить жителей деревень в долине реки! И потому, оставив в Офе всего сотню новобранцев-стратиотов, он выступил навстречу врагу, в душе молясь о том, чтобы касоги приняли бой.
Поначалу, однако, войско разбойников поспешно отступало – по всей видимости, налетчики были не готовы к тому, что ромеи так быстро организуются и дадут отпор. Какое-то время враг уходил к побережью, и, плюнув на все, турмарх скорым маршем погнал войско вперед, силясь настигнуть касогов. Бойцы понимали своего командира, и не только потому, что сочувствовали его потере – смерти старшего сына. Но вид сожженных дотла деревень вкупе с истерзанными трупами жителей (в основном, правда, погибших в бою мужчин, бесполезных стариков, да изредка замученных грубой «лаской» женщин) разжигал в душах воинов жажду скорого возмездия. Все, как один, византийцы спешили вперед, настигая врага – и прижали касогов у самой кромки моря, всего в паре верст от их кораблей.
Войско устало, но мужи были разгорячены возможностью поквитаться и воодушевлены тем, что не дали разбойникам уйти. Все же Александр сумел найти в себе силы не спешить и развернул хилиархию в фалангу глубиной в восемь шеренг, разместив по сотне токсотов на флангах и еще сотню позади скутатов. Касоги, поняв, что деваться им некуда, приняли бой – дико вопя, они устремились прямо на копья бронированной первой шеренги, чьи бойцы плотно сомкнули щиты и выставили свои длинные, двухметровые пики-контарионы. Не отступив ни на пядь, византийцы погасили первый, самый сильный удар горцев, после чего принялись методично теснить их к воде, яростно коля копьями и засыпая стрелами. Касоги же дрались лишь изогнутыми мечами и топорами, и вскоре десятки трупов их устлали песок…
