«Ну вот, опять! – обреченно пронеслось у нее в голове. – Что я делаю? Зачем я вызвалась? Что и кому я хочу доказать?»
Но отступать было поздно.
– А давайте! – тут же обрадовался ведущий. – Идем на сцену, Алёна!
Он схватил ее за руку и потащил за собой.
Они протискивались сквозь толпу. Алёна как во сне видела вокруг себя изумленные и веселые лица.
Ведущий бежал очень быстро, Алёна едва успевала за ним и слышала, как трещат ее джинсы. Скоро ногам стало подозрительно холодно. Хвост на голове растрепался, пряди упали на лицо, которое, как подозревала Алёна, было ужасно красное от жары и волнения.
Ведущий – который на ходу представился как Глеб – выволок ее на сцену, сунул в руки микрофон и поинтересовался:
– Что будем исполнять?
До Алёны начал доходить весь ужас ее поступка. Она посмотрела вперед и вниз. Перед ней был зал – темный, как бомбоубежище, освещенный неоновыми огнями. Синие, зеленые и красные отблески плясали на лицах посетителей. Рты орали, свистели и хохотали.
Ад кромешный, да и только!
– Девушка, у вас штаны сейчас на куски развалятся! – крикнул кто-то.
Алёна посмотрела вниз и похолодела. Хэнд-мейд прорехи разбежались во все стороны, нижняя часть брючины висела на паре ниточек. Еще немного и джинсы превратятся в шорты. На оголившихся коленях расплывались застарелые синяки. Блузка задралась и перекосилась на один бок. От задорной прически остались одни воспоминания.
Бродяжка беспризорная, да и только!
Вот бы провалиться сквозь землю!
Ну уж нет.
Как там сказала ее мама?
«Всегда задавай тон. Пусть остальным будет неловко. Пусть они восхищаются тобой!»
Алёна гордо задрала голову и опять посмотрела в зал. И увидела, как возле стойки бара нарисовалась Милена Мавкина со своей командой. Ее телохранители Слава и Вадик смотрели на сцену, раззявив рты. Милена с горящими глазами руководила оператором. Кощей азартно подсказывал, как взять лучший ракурс.
А потом Алёна перевела взгляд на столик у дальней стены. На него как по заказу упал луч прожектора и осветил всю компанию.
Но Алёна смотрела только на одного человека. Жека медленно поднимался со своего стула с таким потрясенным лицом, как будто увидел привидение. Ей стало бы смешно, если бы не было так страшно. Жека опрокинул стул, стряхнул с плеча цепляющуюся губастую девицу и попробовал выйти из-за стола, но его схватила за руку Василиса и что-то настойчиво сказала. Жека отмахнулся от нее, но Василиса не отставала. Она говорила серьезно, рубила воздух рукой, показывала то на сцену, то на Жеку.
И он послушался. Стиснул челюсти, кивнул и медленно сел.
– Просим! – оглушительно крикнула Василиса. – Жги, зефирка!
Сунула два пальца в рот и оглушительно свистнула.
Жека сжал кулаки. Лицо у него было мрачное и сосредоточенное. Как будто он ужасно переживал. Его янтарные глаза горели в сумраке зала, как у волка в темном лесу.
По спине у Алёны словно промчался разряд электричества.
– Что исполнять будем, Алёна? – ведущий нетерпеливо ткнул ей микрофоном прямо в зубы.
– А… э… – растерялась Алёна. Последний раз она пела на публику в двенадцать лет, когда решила пойти по стопам матери и записалась в хор. Откуда ее вскоре попросили ввиду полного отсутствия слуха. И на память она помнила только репертуар для детских утренников.
– Песенку енота можете включить? – растерянно спросила она и поморщилась от звука своего голоса, усиленного и исковерканного микрофоном.
– Какого енота? – изумился ведущий, а зал захохотал.
– От улыбки станет всем светлей, – пояснила Алёна.
– Ммм… думаю, найдется. Диджей! Песенку енота нам вруби!
Грянула музыка. От растерянности Алёна пропустила первые такты. Она затянула робким голоском, не попадая в мелодию.
– От улыбки станет всем светлей...
В зале хохотали. Смех подстегнул ее как плеткой.
И тогда она завопила во всю мощь легких:
– И тогда наверняка! Вдруг запляшут облака!
И кузнечик! Запиликает! На скрипкееее!
С голубого ручейка! Начинается река!
Ну, а дружба! Начинается! С улыыыбкиии!
Алёной овладело боевое отчаяние и кураж. И ей стало все равно, что творится вокруг, в кипящем зале. Она пела, подпрыгивала и пританцовывала, трясла головой, и волосы лезли в рот и в глаза! А потом и зал начал скандировать:
– Ну а друууужба начинааается с улыыыбкиии! Йоу!
Алёна наслаждалась. Вот что испытывала ее мама, когда выходила на сцену! Ты отдаешь свой задор и энергию публике, а публика возвращает их обратно, лавиной, фейерверком! И у тебя как будто крылья вырастают за спиной и кажется, что весь мир тебя любит и готов носить на руках.
Ведущий волчком вертелся от восторга. Милена Мавкина жестикулировала и металась вдалеке. Но Алёна постоянно возвращалась взглядом к Жеке.
Он сидел неподвижно и только улыбался так что Алёна сейчас могла бы спеть и «Богемскую рапсодию», и арию Царицы ночи, и все что угодно, только бы музыка нашлась у диджея!
Она допела песню. Музыка смолкла. Алёна дышала, как загнанная лошадь, и растерянно улыбалась в пространство.
– Браво, браво! – орал ведущий в беснующийся зал. – Ну а кому вы посвятили вашу песню? Вашему спутнику-кэвээнщику?
– Нет! – звонко выкрикнула Алёна. – Я посвящаю эту песню профессору Григорию Григорьевичу Онежину! Байкеру Жеке! И злому серому волку!
Жека все-таки вырвался из-за столика и продирался сквозь толпу к сцене, бесцеремонного отпихивая мощным плечом всех, кто стоял у него на пути. На лице у него застыл зверский оскал – Алёна даже перепугалась. Ей показалось, что сейчас он доберется до нее и свернет ей голову.
– Вот это посвящение! – удивился ведущий. – Сразу троим! Но почему профессору? Он ваш любимый преподаватель?
– Да! – крикнула Алёна на последнем издыхании. – Он мой самый любимый преподаватель! Самый-самый любимый!
Жека уже почти прорвался к сцене, как на его пути возникла Милена Мавкина и вцепилась в его руку как клещ. Видимо, ей кто-то подсказал, кем был этот бородач. Теперь Милене хотелось крови. Она жаждала взять интервью у профессора-байкера. Ее оператор ткнул камеру Жеке прямо в лицо. Началась возня и поднялись новые крики, и Алёна воспользовалась моментом.
Она спрыгнула со сцены и метнулась к бару, где была дверь в служебные помещения.
– Алёна, сюда! – позвал ее Вадик – или Слава, вечно она их путала, этих качков-близнецов Бибу и Бобу, Миленин эскорт!
– Ты что, сбежать хочешь? – спросил он ее понимающим тоном, ныряя вместе с ней за стойку. – Я бы тоже сбежал. Надоело за Мавкиной ходить. Чую, опять сейчас драчка будет… а у меня еще профессорский фингал не сошел.
