— Я в тебя верю. — сообщил он. — Мне кажется, ты на верном пути. Конечно, я позвоню госпоже Сиррах.
Не знаю, что его так порадовало: упоминание секты Трояна или намек (не по телефону же!) на связь их жрицы с иностранной разведкой. Спрашивать не стал, хотя меня уже давно подмывало задать бывшему шефу парочку прямых вопросов. О том, например, как так вышло, что едва он передал мне дело о смерти Гущева, как я тут же нарвался на Черноборода? Совпадения, конечно, случаются в нашей жизни, но не настолько часто и явно. Скорее уж тут просматривался некий умысел. Или, по меньше мере, очень хорошая осведомленность.
Но с откровенным разговором пока имело смысл погодить. Спроси я сейчас начальника УБОМПа о том, что он недоговаривает, так мне самому придется рассказывать о том, как я по уши влез в заговор Вивисекторов. И пусть наши отношение кто-то мог назвать даже дружескими, нельзя забывать, что он представитель другого вида, который, к тому же, способен стать донором для «пересадки» магии человеку — вряд ли его порадует такая возможность. Нет, все карты вскрывать было еще слишком рано.
Кроличья ферма Карёх Сиррах находилась в двадцати километрах от выезда из города в ростовском направлении. Таксист, взявшийся за мой заказ, был молчалив, и всю дорогу я размышлял о том запутанном клубке, которым оказалось простое с виду расследование смерти Гущева. Тасовал известные мне факты, домыслы и догадки, словно они были колодой карт, но пасьянс упрямо не желал складываться. В конечном итоге, я просто задремал, а проснулся лишь, когда машина остановилась, и водитель предложил мне выходить. Сунув ему десятку за ожидание — выбираться из этой глуши без собственной машины не представлялось возможным — я зашагал к большому двухэтажному дому.
Хозяйка встретила меня на крыльце в плетенной кресле. Шагов с двадцати она еще походила на обычную бабулю, выбравшуюся из дома погреться на осеннем солнце, но чем ближе я подходил, тем четче просматривались отличия. Слишком крупная, нечеловеческие пропорции угадывались даже в сидящей, укрытой пледом фигуре. Слишком волосатая, седая шерсть виднелась практически на каждом открытом участке тела. Слишком зубастая, у людей, даже прошедших через руки лучших стоматологов, не бывает таких прекрасных, к тому же довольно крупных, зубов. Ну и тяжелые надбровные дуги, под которыми прятались умные, не по-старчески цепкие глаза, тоже отличали моего эксперта от среднестатистической старушки.
— Я тебя помню. — сообщила она, когда я остановился в пяти шагах от крыльца. Это, по словам Лхудхара, была минимальная разрешенная бывшей убийцей дистанция. — Агрих приводил тебя. Я-то не сразу сообразила, про кого он говорил. Старая уже стала совсем.
— Доброго дня, госпожа Сиррах.
— Боги с тобой, мальчик! С каких это пор я стала госпожой? Ты же из наших, верно? Полукровка? Я чую. Пока еще чую. Зови меня тетушка Карёх.
Я подавил ползущую на лицо ухмылку. Вот и еще одна негаданная и нежданная родственница появилась. Орки и их потомки — одна большая семья!
— Хорошо.
— Зачем ты пришел, мальчик? — старушка не предложила мне сесть или чего-нибудь выпить, зато внимательно смотрела, чтобы я не перешел невидимую черту. — Будешь говорить или откроешься?
Видя, что я на миг задумался, она тут же продолжила:
— Секреты? Опять секреты, ха! Старая Карёх хранит множество секретов, мальчик. От одного дополнительного моя ноша не станет тяжелее.
Искушение согласится на ее предложение, было велико. Слова — это одно. Их можно произнести по-разному. Можно ошибиться, выбирая верное. Даже с опытом работы, я был способен задать неправильный вопрос, и в результате получу не тот ответ, что мне нужен.
Но открыться — значит показать все, что я знаю на данный момент по делу. Все четкие и слабооформленные мысли, все взаимосвязи, выстроенные подсознанием, которые я могу даже не замечать. Карёх Сиррах увидит все, что мне известно и поэтому ее ответ будет точным.
Но она обязательно поделится с Лхудхадром тем, что увидела. Причем основным — в конце концов, именно он устроил убийцу в отставке в этой пасторальной глуши.
— Лучше словами, тетушка Карёх. — выбрал я.
— Как знаешь, мальчик, как знаешь. — отозвалась она без сожаления. — Вы, молодые, думаете, что скрываете какие-то невероятные тайны, которыми все хотят завладеть. С годами же понимаешь, что все это не более, чем обычный мусор. А я живу уже очень долго. Настолько долго, что успела от этого устать. Но хватит трескотни, мальчик. Спрашивай.
Вопрос, пока ехал, я уже успел сформулировать. Отточил до совершенства, выбросив из него все ненужные слова. Получилось очень лаконично и содержательно, как по мне.
— Как можно убить человека, чтобы не осталось никаких следов?
— Сотней способов, мальчик. — хмыкнула орчанка. — Уверен, что стоило тащиться в такую даль, чтобы услышать подобный ответ?
Как выяснилось, не очень-то и четко сформулировал вопрос.
— Умер человек. Молодой, здоровый, богатый. За пару месяцев он словно бы состарился и умер от сердечной болезни. Исследования на наркотики, яды, магию — все проводилось. Результат отрицательный. Смерть выглядит естественно.
— Тогда, почему ты уверен, что это не так?
Хороший вопрос. Почему? Потому, что я не желаю признать, что расследую пустышку, а мне очень нужны деньги для работы в важном направлении? Или потому, что поверил Дерябину, жертвы расследования которого тоже отошли в мир иной без признаков насильственной смерти? А может, все дело в том, что я вижу связь, но не могу облечь смутные догадки в слова даже для самого себя?
— Его жена претендует на наследство.
— Разве не в этом суть семьи? Муж умер, жена получает то, чем он владел.
— Она появилась незадолго до того, как погибший стал слабеть. До этого он был беден и здоров, а жили они врозь.
— Уже интереснее, мальчик, но все еще в рамках житейской логики. Какая нормальная женщина откажется снова прислониться к своему мужчине, если его дела пошли в гору, а ее нет?
Она почти не двигалась в своем кресле. Только глаза и показывали, что передо мной не плюшевая кукла орчанки, укутанная в плед, а живое существо. Они смотрели на меня без отрыва, словно предлагая прекратить заниматься ерундой и сделать все по уму. Открыться, как принято между соплеменниками.
Я принялся рассказывать все, что знаю. Это не заняло много времени, я уже столько раз прокрутил в голове всю историю, что мог выдать ее меньше чем за пять минут.
— Горм! — наконец, Карёх Сиррах пошевелилась в кресле. — Это очень интересно. Говоришь, жертв больше одной?
— Да, но с мотивами там не так все хорошо.
— Ерунда! — отмахнулась старуха. — Мотивы здесь явно переоценены. Жертва сама по себе не важна.
— Почему? — как по мне, предложенная Дерябиным версия о воздействии на важные государственные фигуры через влияние на их родителей, была вполне жизнеспособна. Она, конечно, не объясняла, почему кто-то умирал, а другой вдруг молодел, но…
