Посол привез Изяславу удостоверение, что Давыдовичи отступили от него. Тогда он отослал им крестные грамоты со следующими словами: «Вы целовали мне крест до моей смерти, и я изыскал вам волость, дал Новгород и Путивль, прогнал с вами вместе Святослава, взял жизнь его и разделил с вами, а вы теперь переступаете крест, ведете меня лестью и хотите убить. Вот же ваши крестные грамоты! Что ни будет, то будет! Бог со мною и сила животворящего креста!»
Деятельный Изяслав тотчас изменил все свои распоряжения и решился управиться прежде всего с новыми врагами: брату Ростиславу, уведомив о происшедшем, не велел он идти на Юрия, как положено было сначала, а спешить скорее к нему; Юрия же должны были удерживать новгородцы и смольняне, о чем сообщить в Рязань.
В Киев послал тогда же он известие к брату Владимиру, митрополиту Климу и тысяцкому Лазарю и велел им созвать киевлян на двор к святой Софии: пусть, де, посол мой скажет им мою речь о лести черниговских князей.
Сошлись все киевляне от мала до велика на двор к святой Софии и сели. Открылось вече. Князь Владимир сказал митрополиту: «Вот, брат Изяслав прислал двух мужей киевлян, чтобы они поведали братье своей, что над ним готовилось». Добрыня и Радило выступили и сказали: «Брат твой целует тебя, князь, кланяется митрополиту, целует Лазаря и киевлян всех!» Киевляне сказали: «Говорите, с чем вас князь прислал». Послы начали от имени князя: «Я объявлял вам, что хотел идти на дядю Юрия с братом Ростиславом и Давыдовичами и приглашал вас с собою, а вы мне отвечали, что не можете поднять руки на Владимирово племя, на Юрия, на Ольговичей же вызывались хоть с детьми. Теперь же, вот что я вам говорю: Владимир Давыдович и Изяслав, брат его, и Святослав Всеволодович, племянник мой, которому сделал я столько добра и который целовал крест мне, — ныне поцеловали против меня, к Святославу Ольговичу, и сослались с Юрием, а мне изменили, замыслили либо убить меня, либо захватить в Игоря место, но Бог меня заступил, и крест, который они мне целовали. Так собирайтесь же теперь ко мне, братья-киевляне, пойдем на Ольговичей к Чернигову, чего вы хотели, что мне обещали; поднимайтесь все от мала и до велика; кто имеет коня — на коне; у кого нет коня — в ладье. Ольговичи не меня одного хотели убить, а искоренить вас всех».
Киевляне в один голос воскликнули: «Рады, идем за тобою и с детьми, как ты хочешь. Слава Богу, что он избавил тебя и нашу братью от такой лести!»
Вдруг одному человеку вспало на ум сказать: «Хорошо, пойдем за князем, но надо подумать о себе: вспомним, братцы, что случилось при Изяславе Ярославиче — злые люди выпустили полоцкого Всеслава из темницы и поставили себе князем; нашему городу приключилось тогда много зла. И у нас есть враг — это Игорь; да сидит он не в темнице, а в святой Федоре. Убьем его, — да и пойдем к Чернигову, к нашему князю, кончать с ними со всеми».
Народ взволновался при этих словах. «Полноте, перестаньте, воскликнул молодой Владимир, брат Изяслав того не приказывал». «Знаем мы, слышалось в ответ, что он не приказывал, да мы сами хотим убить Игоря».
«Игоря блюдут сторожа. Его нечего бояться. Лучше пойдем прямо к князю».
«Нет, кричали киевляне, не слушая Владимира, добром не кончить с этим племенем, ни нам, ни вам».
Напрасно запрещали им, напрасно уговаривали их митрополит, тысяцкий Лазарь и Владимиров тысяцкий Рагуил, чтобы они не трогали Игоря.
Они ничего не слушали, кричали, буйствовали и бросились к монастырю. Владимир вскочил на коня и погнал вперед, чтобы спрятать Игоря; на мосту столпилось множество людей, так что нельзя было проехать, и он повернул коня направо, мимо Глебова двора, но объезд был велик, Владимир не успел: когда он подъехал к монастырю, киевляне уже тащили из ворот несчастного Игоря.
Услышав о народном волнении на вече, он ушел в церковь и упал со слезами перед образом (которому теперь еще поклоняются с благоговением богомольцы), молясь об отпущении грехов и о сподоблении мученического венца. Началась обедня. Как звери, ворвались в церковь рассвирепевшие люди, бросились на Игоря, стащили с него мантию и поволокли вон. Напрасно стонал Игорь: «За что вы, злодеи, хотите убить меня как разбойника?». «Бейте его, бейте», раздавался крик в буйной толпе, другие рвали с него одежды. «Берите, берите все что хотите, разденьте хоть донага: нагим родился из чрева матери моей, нагим и умру». В этот-то миг встретил его Владимир в воротах монастырских. «Ох, брат, куда меня ведут они», воскликнул несчастный Игорь, увидев молодого князя. Владимир соскочил с коня, пал на него и прикрыл его своим плащом. «Братья мои! умолял он киевлян, не сотворите сего зла, не убивайте Игоря», и повел его, поднявшегося, под руки, к воротам матери своей, вдовы великого Мстислава, жившей близ Федоровского монастыря. Неистовая толпа за ними, осыпая ударами Игоря. Доставалось и Владимиру. Один боярин, увидев своего князя в опасности, соскочил с коня и поспешил к нему на помощь. Владимир успел оттащить Игоря на двор к матери и запереть ворота, там пустил его на Кожуховы сени, а толпа принялась бить Михаля, сорвала с него крест на золотой цепи. Михаль убежал; другие вернулись к воротам, выломали их, ворвались на двор. Они увидели Игоря на сенях, разбили сени под ним, стащили вниз и принялись бить у лестницы, «конец всход». «Владыко! прими в мире твоем душу мою!» стонал несчастный. Неистовые, потащили за ноги, привязав к ним веревки, тело еще дышащее, со Мстиславова двора, через Бабин торжок, на княжий двор, и там уже прикончили его 19 сентября, в пятницу. У святой Богородицы увидели они повозку, положили на нее и повезли на подол, где и бросили на торговище. Проходившие благоверные люди прикасались к поруганному телу, покрывались его одеждами, мазались его кровью, брали лоскуты от разодранных одежд на спасение себе и на исцеление. Владимиру дали знать, что тело брата его валяется на торговище. Он послал тысяцкого. Лазарь осмотрел тело и, увидев, что оно мертво, сказал окружающим: «Ну, вы убили Игоря, похороним же, по крайней мере, тело его». «Не мы убили его, кричали киевляне, а Давыдовичи, Ольгович, Всеволодович; они замыслили зло на нашего князя, они хотели погубить его лестью, но Бог за ним и святая София».
Изяслав стоял тогда в верховье Супоя. Получив скорбное известие от брата, он заплакал и сказал: «Если бы я знал, что это случится, я отправил бы Игоря куда-нибудь дальше, и тогда сбережена была бы жизнь его. Вот, прибавил он, обратясь к дружине, теперь мне не уйти от порока великого: скажут, Изяслав велел убить Игоря, но Бог тому свидетель, что я знать о том не знал и ведать не ведал».
Пришла весть и к Давыдовичам; те переслали ее к брату убиенного, а он с горькими слезами поведал о ней своей дружине.
Святослав, с прибывшим к нему Глебом Юрьевичем, вместо умершего внезапно Ивана Юрьевича, был в то время уже далеко на пути к цели. Они подошли к Курску. Сын Изяслава Мстислав должен был оставить город, жители которого объявили ему, как киевляне его отцу, что не могут поднять руки на Мономахова внука, хотя против Ольговичей готовы биться за него и с детьми. Почти все княжество Курское было занято, кроме некоторых городов, отбившихся.
Между тем, уже начали страдать и Давыдовичи: Ростислав сжег Любеч, опустошил окрестности, много зла сотворил везде; Изяслав вышел к нему навстречу. Братья советовались с дружиной и черными клобуками, как бы им пересечь путь противникам от Сулы, где они стояли.
