Какой же степенью цинизма надо обладать, чтобы поступить вот так с собственной сестрой?!
Впрочем, несмотря на то, что приёмным родителям запрещено сообщать детям тайну их рождения… Киннок мог узнать, что он рождён от ке-тари. Тогда Хлоя была ему никем.
Полная картина старых и новых событий постепенно вырисовывалась и приобретала вполне ясный смысл.
Киннок почти всё идеально предусмотрел и рассчитал в своём плане. Почти…
Потому что я был не тем, кем двадцать лет назад. Я собирался заставить Киннока показать своё истинное лицо!
И после всего, что узнал о проекте «Покорение», пришло время принять, пожалуй, самое важное решение в своей жизни.
И, наверное, самое нелёгкое…
Я покинул кабинет и приоткрыл дверь в спальню.
Доктор, по всей видимости, уже был на пути к дому. Марина крепко спала под действием снотворного. Ройтан сидел рядом и, не моргая, просто смотрел на неё.
Я лишь ещё раз убедился в своём решении.
— Рой, — окликнул я его. — Мне нужна твоя помощь.
Ройтан поднялся с кровати, подошёл ко мне и, как будто предчувствуя, что я скажу, спросил:
— Ты уверен?
— Рой… Я ещё никогда в жизни ни в чём не был так уверен.
Ройтан положил руку мне на плечо и легко сжал в своеобразном жесте дружеской поддержки.
— Всё, о чём попросишь, Эл.
Я только кивнул.
— Я не стану палачом беременной женщины во второй раз, Рой. Пора положить этому конец! Хочу, чтобы ты забрал Марину… и увёз с этой грёбаной планеты как можно дальше… на время. Пока я не разберусь здесь… со всем.
Язык деревенел, и каждое слово давалось чертовски тяжело. Но я не видел иного выхода.
— А как отнесётся к новости сама Марина? — Ройтан с сомнением посмотрел на меня. — Она не слишком жалует моё общество.
— Тем более, у неё будет шанс узнать тебя и изменить мнение. Я всё объясню ей, когда проснётся. Она умная малышка — поймёт.
— Ох. Надеюсь, Эл, ты знаешь, что делаешь… Пусть она спит, идём. — Ройтан схватил меня за рукав и потащил за собой в столовую. — Кажется, мне надо выпить…
Глава 27. Испытания на прочность начинаются…
Элрой
Рой сдержал обещание. Он увёз Марину на следующий вечер после нашего возвращения с Тарионы. Но прежде у меня с савари были долгие и очень непростые объяснения.
Мою душу на куски раздирали когти дурного предчувствия и отчаяния. Учитывая собственные чувства, я не мог представить, что испытывала Марина.
Наверное, она должна была ненавидеть меня. Возможно, ей даже хотелось убить меня. Однако моя савари не проронила ни единой слезинки, ни разу ни в чём не обвинила и не упрекнула. Не было ни криков, ни истерики.
И всё же сообщить ей о беременности я так и не смог. Поручил это доктору Амрани. Он как раз связался со мной и сообщил, что проверил вещество в капсулах. Это действительно был тот самый витамин, ускоряющий зачатие.
Марина восприняла случившееся с достоинством и спокойствием, которое даже мне не удавалось сохранить до конца.
Она получила от доктора кое-какие советы и наставления и, оставив на моих губах прощальный поцелуй, уехала с Ройтаном.
Вернувшись домой, я хотел придушить Киннока, как паршивого пса. Но он, видимо, догадался, что его великая тайна таковой более не является.
И пока мы были у Роя, он успел сбежать. Скорее всего через пространственный тоннель, используя медальон своего предка, воина ке-тари. Потому что стражи порядка, отправленные на поиски, не нашли ни его самого, ни его следов. Как будто этот человек никогда не существовал.
Меня пытались убедить, что Киннок испугался и на время залёг на дно. Однако я не сомневался, что вскоре наши пути вновь пересекутся…
С тех пор как я «отдал» савари другу, прошло всего четыре дня. А ощущение было такое, словно позади осталась целая вечность.
Без Марины мой дом казался совсем пустым и безжизненным. Настолько, что я не хотел сюда возвращаться. По вечерам ещё надолго оставался в рабочем кабинете во Дворце правления.
Я раз за разом прокручивал в голове наш с Мариной спор о смягчении законов для землян. Вся моя сущность противилась этому. Я не желал уступать и давать свободу тем, кто готов был принести в жертву мою женщину и моего ребёнка. Но ещё меньше желал отказаться от Марины.
И я рискнул всем, что имел.
Не ради землян. Не ради ке-тари. А ради той единственной, кто изменила меня и мою жизнь.
Результатом моих задержек в кабинете допоздна стал обновлённый Свод законов. Именно с мыслью о Марине и ребёнке я составил и подписал ряд серьёзных изменений.
И в первую очередь они касались отношения к женщинам. Имелся и отдельный пункт о беременности.
К сожалению, всё было не так просто, как мне хотелось бы. Одна лишь моя подпись на Своде законов ничего не решала. Они могли вступить в силу исключительно после одобрения всеми членами правления.
Подавая Свод на рассмотрение, я понимал, что шансов на одобрение мало. Вряд ли кто-то из высших ке-тари согласился бы с тем, что прежде чем обвинить и казнить женщину, придётся доказать её вину.
Я предвидел отказ и осуждение со стороны всех членов правления. А потому не слишком надеялся. Единственная моя надежда была на Императора. Его слово в любом вопросе, включая этот, оставалось решающим.
Разумеется, это не означало, что Император обязательно принял бы мою сторону. Но я всё-таки отправил на его личный комтайм прошение, где объяснил всё, чем руководствовался.
Я рассказал о чувствах к Марине. О том, что для меня она особенная женщина. И о том, что я искренне желал бы, чтобы каждый ке-тари, будь он простой воин, наместник или даже сам Император, получил шанс однажды встретить свою особенную, истинную пару.
К этому письмо я приложил копии дневника, найденного в императорском архиве. Единственное, что утаил, это беременность моей савари…
Когда мой очередной рабочий день завершился, был уже поздний вечер. За окном по карнизу стучал дождь. А мне чертовски не хотелось лететь домой.
Откинувшись на спинку кресла, я долго смотрел на браслет. Потом всё же набрал номер галакома, который подарил Марине.
— Привет, Эл. — Она ответила почти сразу, как будто ждала, что я позвоню.
— Привет, малышка. — Мне хотелось сказать так много всего, но я лишь спросил: — Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, Рой, хорошо о тебе заботится?
— Всё в порядке, не беспокойся. Рой — просто душка. — Она засмеялась, но смех прозвучал как-то… устало.
— Хорошо. Чем занимались сегодня?
