— С какой стати?
— У меня полиция у подъезда.
— Вы уверены?
— Люди в форме.
— В какой?
— Не разглядел, если честно.
— Шарахаетесь от людей в форме, Артур. Это бывает. Почти у всех после Психологического Центра. Можно подлечить, если хотите. Но вообще-то само пройдет максимум через полгода. В Генпрокуратуру-то как ходите?
— Саша форму не любит.
— Я знаю. А охрана?
— Охрана — это привычно. Но около моего дома ее быть не должно.
— Артур, если бы у нас были к вам претензии, за вами бы приехали не полицейские, а сотрудники Центра. Артур, у наших охранников, какая форма?
— Светло-зеленая с фениксом на нагрудном кармане.
— Замечательно. Ну, не бойтесь, подойдите поближе, какая форма у ваших гостей?
Я заставил себя встать, выйти из переулка и направиться к подъезду.
— Белая, — сказал я Старицыну. — С фениксом. Похоже на СБК. Зачем я Даурову? Мы полчаса назад расстались.
— Точно СБК?
Я подошел ближе и присмотрелся повнимательнее. Феникс был покрупнее, чем у СБКоидов, и вышит на фоне желтого круга, а не на белом, как у людей Даурова. Императорская охрана!
— Своих не узнаете, — прокомментировал Олег Яковлевич. — Может, все-таки пролечим. Явная фобия.
— Не надо, справлюсь. А что они тут делают?
— Не знаю. Выясняйте. Может быть, Леонид Аркадьевич прислал вас охранять, вы же целый заговор накрыли!
Императорские телохранители вежливо кивнули и расступились.
Я поднялся к нам на пятый этаж. Из-за двери студии были слышны голоса: мужской что-то рассказывал и женский смеялся. Я открыл, и все понял, потому что первый голос принадлежал Хазаровскому, а второй Маринке.
— Добрый вечер, Леонид Аркадьевич, — сказал я.
— Здравствуй, Артур, заходи, садись, ты же здесь хозяин. Я приехал поблагодарить тебя.
— Я всего лишь делал то, что должно, — сказал я, садясь.
— Это очень много, — улыбнулся Хазаровский, — если бы все делали то, что должно, не было бы нужды ни в прокуратуре, ни в СБК, ни в моей должности. Я, признаться, не одобрял выбор моей дочери. Но теперь понимаю, что был не прав. Хороший выбор.
— Спасибо, — сказал я.
— Артур, чего бы ты хотел?
— Прощения для отца.
— Анри молодец, и, если бы ни он, я бы тут с тобой не разговаривал, но я не могу приравнивать свою жизнь к тремстам жизням граждан Кратоса. Моя жизнь столько не стоит. Так что простить Анри сейчас было бы крайне некрасиво. Мы с ним договорились так: я ограничиваю ссылку десятью годами, и, если Народное Собрание не встанет на дыбы, через десять лет он будет абсолютно свободен и сможет жить, где захочет, хоть на Тессе. Кроме того, у него гражданские иски от родственников погибших. Я их помогаю выплачивать. Из своего кармана естественно, поскольку это долг государству. Компенсации родственникам выплатили сразу из казны.
— У него еще долг перед Психологическим Центром, — заметил я.
— Он тоже перед государством. Но по сравнению с гражданскими исками это копейки. Ну, два миллиона где-то. Сам расплатится. Его «История Тессы» идет влет. Тессианское остроумие, отличный слог, ясный ум и огромный исторический материал. Читал кстати?
— Нет, пока.
— Позорище! Прочитай.
— Хорошо, — улыбнулся я. — У меня тоже долг перед Открытым Центром.
— Тысячи три?
— Две.
— Ну, совсем ерунда.
— Правда, Старицын сказал, чтобы я сам расплачивался.
— А вот это проблема. Дело в том, что никакую официальную премию из бюджета я тебе дать не могу, поскольку ты мой родственник. Конфликт интересов. Может быть, Саша догадается. Но он столько не сможет. Стажерам такие премии не платят. Поэтому придется выносить вопрос на Народное Собрание.
— НС будет решать заплатить или не заплатить мне жалкие пару тысяч гео! — подивился я.
— Будет. Это лучше, чем позволить чиновникам выписывать премии своим родственникам. А согласится НС платить или нет, определяется тем, насколько они рады моему спасению. Боюсь не все. У меня поддержка далеко не абсолютная.
— Да, ладно. Если я хоть что-то заплачу, Олег Яковлевич будет рад до смерти. Они мне сказали, что вообще раньше, чем через год не спросят.
— Знаешь, давай я тебе эти две тысячи перечислю из своих. Потратишь, на что захочешь. Хоть не будет так обидно, если нам откажет Народное Собрание.
— Марин, ты что хочешь? — спросил я.
Маринка усмехнулась.
— Дом с садом в университетском квартале.
— Класс! — сказал я, наши вкусы совершенно совпадали. — Где-нибудь между Старицыным и родителями Данина. Может, Олег Яковлевич тогда не будет меня в Центр таскать на плановые осмотры, а согласиться принимать дома, если, скажем, через дорогу. Только двух тысяч гео на это мало. Тысяч этак двести.
— Артур, ты пойми меня правильно, — сказал Хазаровский, — мне не жалко, но будет ли это справедливо? Средний молодой человек на Кратосе покупает себе такой дом к тридцати-сорока годам, а я тебе подарю в восемнадцать?
— Артур не средний молодой человек, — заметила Марина.
— Но никаких преференций быть не должно, — отрезал Хазаровский. — Если НС решит выделить тебе двести тысяч в благодарность за мое спасение — буду очень рад. А нет — так нет.
— Да, ладно, — сказал я. — Нам и здесь хорошо. Правда, Марин?
— Нормально, — улыбнулась Марина, — с тобой мне везде хорошо.
— Леонид Аркадьевич, как там Митте? — спросил я. — Встретились?
— Встретились. Непримирим. Сказал, что жалеет только о том, что я остался в живых. О согласии на психокоррекцию даже речи не идет. Это такой ультраправый Анри Вальдо. По крайней мере, по степени упрямства. Впрочем, в его позиции есть рациональное зерно. Так как «Е5», будут присяжные. А значит, есть шанс на оправдание, если его взгляды окажутся им близки.
— На оправдание?!
— Да. Хотя шанс небольшой, все-таки убийства. Да и его взгляды, по-моему, для любителей истории. Но это не значит, что у него нет единомышленников. Он и на суд идет ради пропаганды своих взглядов.
— Мог бы на НС их пропагандировать, — заметил я. — Никто не мешает.
— Эффект не тот, — улыбнулся Хазаровский. — На НС не обратят внимания. Мало ли там сумасшедших? А теперь все услышат. Но мне с Митте более или менее все ясно. Он враг, он противник всего, чего я хочу для Кратоса, я тащу страну в одну сторону, а он бы вел в противоположную. Точнее плелся за ней. И, думаю, его бы любили, куда больше меня. А потому у него есть шанс.
