— Спасибо. А знаете, почему они вам не доложили?
— Интересно…
— А они меня боятся. Стибрили наверное, что-нибудь, или распилили.
— Саша, не делай голословных утверждений. У тебя есть на них материал?
— Пока нет, но будет.
— Вот тогда и поговорим на эту тему. Сейчас у нас другая серьезная тема: твоя жизнь. То, что ты ходишь под охраной — это не эффективно. Да, парень погиб, тебя спас. Плюс случайность. Но отслеживать возможности, предугадывать опасность, вести оперативную работу гораздо эффективнее. Поэтому сейчас сюда войдет директор СБК, и ты ему все выложишь, по крайней мере, основные направления.
Император кивнул мне:
— Артур, пойдем. Разговор конфиденциальный. Встать можешь?
Идти оказалось метров пять до дивана в холле. Голова здорово кружилась, но дошел.
Леонид Аркадьевич кивнул высокому подтянутому господину, ждавшему у двери.
Тот прошел в палату.
По моим воспоминаниям, еще пару дней назад СБК возглавлял другой человек.
Император опустился на диван рядом со мной.
— Знаешь, в том, что случилось, и моя вина, — сказал Хазаровский. — Я позаботился о том, чтобы Александра Анатольевича не подкупили, и недостаточно о том, чтобы не убили.
— По-моему, второе легче, — заметил я.
— Но не лучше, — улыбнулся император. — Ты как себя чувствуешь?
— Голова кружится, а так почти нормально.
— Мне господин Лошарь говорил, что все идет почти замечательно, и дней через десять ты сможешь вернуться домой.
— В Психологический Центр, — уточнил я. — И даже не через десять дней, а через восемь.
— В Открытый Центр. Апелляцию не собираешься подавать?
— А вы бы мне что посоветовали?
— Я здесь не советчик, Артур, это дело твоей совести.
— А как вы оцениваете решение судьи, Леонид Аркадьевич?
— В общем, высоко. Конечно, надо у психологов спрашивать: клевета это или добросовестное заблуждение. Прецедент опасный, может напугать честных представителей его профессии. В конце концов, у них есть право на ошибку. Пусть лучше ошибаются, чем молчат. Долг журналиста указать на проблему. На то, чтобы с ней разбираться есть другие ведомства.
— А относительно меня?
— Артур, для того, чтобы справляться даже с очень редкостной сволочью существует закон, а не кулаки.
— Понятно. Ладно, не буду я ничего подавать.
— Я этого не слышал, — сказал он. — Сам решишь.
Дверь нашей палаты открылась, и на пороге возник тот самый высокий господин.
Хазаровский обернулся к нему.
— Все в порядке, Георгий Петрович?
— Более чем, — ответил тот.
— Ну, слава богу, Нагорный жить хочет.
Император положил мне руку на плечо, и повторил еще раз:
— Решай сам.
— И все-таки я не люблю этих гадов с ледяными глазами, — сказал Нагорный, когда я вернулся в палату и сел на кровать. — Еще посмотрим, что они там смогут.
— Александр Анатольевич, а вы давно смотрели на себя в зеркало? Причем прямо в глаза?
— Ледяные, да?
— Бывает.
— Ничего не поделаешь, профессия накладывает отпечаток. Вот уйду в отставку лет через двадцать, глядишь, и глаза потеплеют. Если раньше не убьют, конечно. Как сказал император: «За свою голову отвечаешь головой». И поспорить с этим трудно. Много ты услышал из императорской нотации?
— Много, — честно сказал я. — По-моему, все очень адекватно, взвешенно и разумно.
— Сволочь мстительная, — беззлобно прокомментировал Нагорный.
— И, по-моему, нарушение приказа императора тянет на Психологический Центр.
— Тянет, конечно. Но так он мне и дал отдохнуть пару недель в Психологическом Центре!
— Начальника СБК вообще снял…
— Меня не снимет. Где он еще такого дурака найдет!
— Александр Анатольевич, можно серьезный вопрос?
— Валяй!
— У меня, видимо, срок подачи апелляции кончится раньше, чем лечение здесь. Меня могут прямо отсюда вызвать в Центр?
— Ну, кто тебя из лазарета туда потащит? Они же не садисты. Сделают запрос нашему врачу Игорю Лошарю. Он им ответит, что ты еще слаб, еле ходишь, и не стоит подвергать опасности твое нежное здоровье. На что они автоматом отложат обследование и вежливо замолчат до следующего запроса. Ты даже не узнаешь.
— И что со всеми так или только в моем нежном случае?
— Со всеми, со всеми. Даже в случае весьма приличных сроков. По экономике-то уж точно.
— А кто отслеживает трансакции местного медперсонала?
— Молодец, Артур, смотришь в корень. Я отслеживаю. Мое ведомство. Так что можешь не надеяться, что задержишься здесь навечно.
После обеда к Нагорному пришла жена. Села рядом, взглянула на него заплаканными глазами.
— Сашенька…
Я оперативно слез с кровати и смылся в коридор.
Успел услышать за спиной отчаянный шепот:
— Сашенька, брось все это, у тебя дети.
— У всех дети, у всех семья. Это же не повод, чтобы ничего не делать. Светка! Ты же всегда меня поддерживала…
И разговор затих и превратился в невнятный шепот.
Я разлегся на диване и вылез в Сеть на предмет изучения разрекламированного Нагорным джихада.
Но к океанскому лайнеру, груженому телегами с подписями ненавистников, прессе явно прибавить было нечего. По поводу того, что стреляли в Нагорного, и по поручению недоизловленного им ворья, никакого джихада не было, а напротив царил полный консенсус. Джихад начинался, когда речь заходила о конкретных фамилиях. И выкладывали их, действительно здоровыми списками.
Вечером меня навестила Марина. Она села у кровати, я взял ее руку в свои, стал целовать пальцы.
— Ну, я уж никак вас одних оставить не могу, — вмешался Нагорный.
— Извините, Александр Анатольевич, — сказал я и встал с кровати.
Мы с Мариной сбежали с глаз Нагорного в холл на тот же желтый диван, где со мной беседовал император.
— Артур, в университете тебя все поддерживают. Все за тебя.
— Спасибо им. Подписи еще не собирают?
— Как это не собирают? Уже две сотни собрали.
Я уже закончил с мизинчиком ее правой руки и перешел на левую.
— Марин, то, что я случайно попал под импульсный деструктор, нацеленный на Нагорного, не делает меня героем.
