— Вам это не казалось лицемерием?
— Вначале казалось. Но довольно скоро понимаешь, что это очень близко к истине. Когда тебе начинают рассказывать о достраивании нейронной сети. Действительно ведь медицинская операция, причем очень тонкая. А все неприятные ощущения — это только средство, а не цель. По болевому импульсу моды находят нейроны, где нужно выстраивать аксоны, дендриты, синапсы и прочие нейронные связи. Как цель прививки не в том, чтоб вас шприцем уколоть побольнее.
— А вам не кажется, Артур, что это насилие над личностью?
— Ну, чему тут казаться? Насилие, конечно. Просто посадить человека в тюрьму — тоже насилие. Только бесполезное.
Принесли томатный суп. Он был совершенно правильной консистенции и густо пах пряностями. Я разом опрокинул в него кувшинчик с крутонами.
— В тюрьме человек сохраняет свободу воли, — заметила Ромеева.
— Чтобы выйти и продолжить в том же духе. И в чем смысл?
— Профилактика и карантин.
— Ну, давайте соберем в одном месте больных чумой, холерой, туберкулезом, тифом, испанкой… что там еще было… Причем лечить их не будем, а через некоторое время просто выпустим. Вам понравится результат?
— Похоже, Артур, вам виртуозно достроили нейронную сеть на тему полезности психокоррекции.
— Видимо, да. Причем, еще до Центра. Я по ней экзамен сдавал. Честно говоря, это из учебника.
Ромеева рассмеялась.
— Артур, в своей патологической правдивости вы просто очаровательны.
— Спасибо, — сказал я. — Это видимо наследственное. Мой отец по этой причине умудрился загреметь в Центр даже при Данине.
— Ну, по этой, не по этой… А вам-то какая польза от психокоррекции, Артур? У вас, что, чума?
— Леонид Аркадьевич с Александром Анатольевичем так долго убеждали меня в том, что уж легкий насморк у меня точно есть, и в Центр надо обязательно, что… скажем так, для меня дискомфортно было бы разувериться в этом.
— А это не нейронный контур кнута выстроен, который активизируется при попытке критически оценить решение суда?
— Да, наверняка. По крайней мере, ощущение правильности и необходимости происходящего у меня появилось в первый день. После ночи под биопрограммером и первого сеанса. Правда, он был без лекарств. Но потом это убеждение только крепло. Теперь мне просто больно думать в этом направлении. Не хочу! Огорчен ли я тем, что у меня отняли возможность рефлексировать по этому поводу? Да нет, пожалуй. Мне в любом случае было бы психологически комфортнее считать, что все правильно, искусственный это нейронный контур кнута или нет.
— Артур, а санкции были? Кольцо отбирали?
— Отбирали.
— И сколько времени вы были без кольца?
— Мне легче посчитать, сколько времени я был с кольцом. Полтора дня.
— О! Да вы злостный нарушитель.
— Знаете, не умышленно. Никогда не хотел помешать работе психолога или отлынить от психокоррекции. Но там загоняют в такие узки рамки! Я в них просто не могу существовать.
Принесли шашлык. Шпага была совершенно реалистична, сравнима по длине с историческими аналогами, унизана здоровыми кусками мяса и картинно воткнута в деревянную доску с приготовленными разными способами овощами. Смотрелось вполне средневеково.
— Да, такого нам не давали, — признался я, снимая со шпаги первый кусок.
— Кушайте, кушайте, Артур, — сказала Ромеева. — Вам же через два дня опять в Центр.
— Да, — кивнул я.
Но первый кусок ушел Маринке.
— Мне больше не надо, — испуганно сказала она.
И я понял, что не осилю остального.
— Собираетесь туда? — спросила Ромеева.
— В Центр? Что за вопрос, Юлия Львовна? Конечно.
— Голодно там?
— Да, бросьте. На достраивание нейронной сети энергия нужна, так что морить пациентов голодом противоречит целям психокоррекции. Но там как-то не получаешь удовольствия от еды. Как в дешевой столовой. Но я неприхотлив. Моего отца после походной кухни это вообще нисколько не напрягало. Знаете, мне Старицын скинул микрофотографии моих нейронов «до» и «после». Я пока не смотрел, жутковато как-то, но видимо, посмотрю. Это как страсть к психологическим тестам. Желание узнать о себе побольше.
— А сейчас можете посмотреть?
— Угу. Только доем вот этот замечательный кусочек.
Ромеева великодушно отстала от меня и временно переключилась на Марину.
— Марина, вы по собственной инициативе пришли встречать Артура?
— Конечно, — пожала плечами она.
— Как сестра?
— Мы не родственники по крови.
— Ну, может быть, император вам посоветовал?
— Папа бы предпочел, чтобы я вообще сюда не ходила.
— Он против того, чтобы ваши с Артуром отношения переросли во что-то большее?
— К Артуру он нормально относится. Ему не нравится идея породниться с Анри Вальдо, он считает, что это нас позорит. Но это его личное мнение. Меня это нисколько не волнует.
— Свадьба-то когда?
— А это вы у Артура спросите. Он мне предложения не делал.
Кусок чуть не застрял у меня в горле.
— Наглец, — сказала Ромеева. — Что же вы, Артур, не сделали девушке предложение?
Я почувствовал, что краснею.
— Вам надо в свахи переквалифицироваться, Юлия Львовна, — сказал я. — У вас получится.
— Спасибо! А все же?
— Потому что трус, — честно сказал я.
— Ну, это вы выдумываете, Артур. Вы же даже повоевать успели. С Даниным. Если не ошибаюсь, в шестнадцать лет.
— Не ошибаетесь. Но это другое. На самом деле, спасибо, Юлия Львовна. Я бы без вас не решился. Вы сожгли мне мосты. Но мы с Мариной вдвоем об этом поговорим. Наедине. Не здесь.
— Согласие вы, по-моему, уже получили, — заметила Ромеева.
Маринка и не думала возражать.
— Надеюсь, — сказал я. — На самом деле, в этом что-то есть: сначала получить ответ, а потом уже задавать вопросы.
— Ладно, не буду вмешиваться в ваши семейные дела. Артур, вы микрофотографии посмотрели?
— Угу! Залезть ко мне в голову конечно, куда более тактично, чем в семейные дела.
— Работа такая. Посмотрели?
Я вздохнул и загрузил фотографии.
— Мда, — сказал я.
— Можно мне посмотреть? — спросила Ромеева.
— Ну, если не будете публиковать.
— Не буду.
— Тогда ловите.
Фотографии действительно впечатляли. Картинка «до» представляла собой редкую сеть с довольно крупными ячейками, после: густое переплетение нервов, причем очень неравномерное. Словно их тянули в совершенно определенных направлениях. Да так собственно и было.
