— А как же!
— Это, думаю, древняя программа, кормить молодых людей вашей комплекции, — сказала Алина Николаевна. — Так и хочется.
— У меня просто моды так настроены.
— Понятно. Они у всех у вас так настроены, но это на подсознательном уровне. Хорошо, что там защита от дурака стоит, а то бы у всех диагностировали острый дефицит веса и регулярно откачивали после обмороков.
— Алина Николаевна, вы врач? — спросил я.
— Конечно, — ответил за нее Олег Яковлевич.
У Старицыных было хорошо: уютно, светло, спокойно. Но это вовсе не исключало того, что после столь приятной трапезы меня столь же ласково и любя отвезут, например, в ПЦ. Отвез же Стас к Старицыну после не менее приятного завтрака, причем, не моргнув глазом. В ПЦ ведь тоже гораздо лучше отвезти, чем не отвезти.
Но спрашивать об этом не хотелось. Хотелось вообще об этом забыть.
Спросила Марина. Она вызвала меня по кольцу.
— Артур, ты где?
— У Старицыных. Ем борщ.
— Тебя домой отпускают?
— Не знаю… Меня домой отпускают? — продублировал я для Олега Яковлевича.
— Конечно, — сказал он. — Без вопросов, просто. Завтра к семи в ОПЦ, все по-прежнему.
— Отпускают, — продублировал я для Марины. — Как там Леонид Аркадьевич? Дома не слишком холодно? Иней не ползет по стенам?
— Папа работает, — чуть обиженно сказала Марина. — Так что не трусь.
— Вот еще! — сказал я.
Но про себя подумал, что в том, что император работает в режиме примерно 24/7, есть своя прелесть.
— Как планы на завтра? — спросил Старицын, когда провожал меня до садовой калитки.
— Я хотел предложить Марине поехать в горы и взять планер. Полетать.
— Ага! А ветер там, в какую сторону?
— Он с солнечной пленкой, можно против ветра. Погоду хорошую обещают. В крайнем случае, можно над облаками. Не заглохнет.
— Ну, хорошо. Только вы мне сообщение киньте перед вылетом. Где вы, какая погода, и в какую сторону ветер.
— Обязательно, — кивнул я.
Хазаровского дома не было. Меня встретила Маринка.
— Марин, слушай, — сказал я, — а, может быть, ты часть вещей ко мне перенесешь?
— Я тоже об этом думала, но у меня нет ключа от твоей комнаты.
И мы почти торжественно обменялись ключами: я бросил свой код ей на кольцо, а она мне.
Потом мы собирали вещи в ее комнате, и я перетаскивал их ко мне.
Было четыре часа пополудни. Идти куда-то далеко вроде бы уже поздно, и мы забрались в кровать, что тоже было здорово. Пошел дождь, солнце светило из-под лилового облака, запах роз втекал в открытое окно, ветер шевелил занавески. И я бы чувствовал себя совершенно счастливым, если бы не обязанность завтра вечером ехать в ОПЦ. Это было как заноза. Не смертельно, да. Но очень неприятно.
Близился вечер. Маринку вызывали по кольцу.
— Папа хочет, чтобы я спустилась, — сказала она.
И начала одеваться.
— Артур, чтобы там ни было, я с тобой.
Как и следовало ожидать, где-то час спустя император вызвал меня.
С Маринкой мы столкнулись уже в кабинете Леонида Аркадьевича, у входа.
Она украдкой пожала мне руку и шепнула:
— Выгораживала, как могла.
— Марина, иди! — сказал Хазаровский. — Артур, проходи, садись. Что произошло?
Эту историю я рассказывал второй раз за день.
— Во-первых, ты не должен был покидать Нептуно, — сказал Хазаровский.
— Нам надо было взять яхту с четырьмя матросами? — спросил я.
— Ты не должен был покидать Нептуно. Все. Точка. Нашли бы себе другое занятие.
— Я предупредил Старицына.
— Артур, «предупредить» — значит «пред упредить», а не после. Ты ему из Белого Рифа позвонил.
— Он меня даже не упрекнул. Он же понимает, что я бегать не собираюсь!
— Еще бы ты бегал! Я не знаю, чем ты его купил, но он относится к тебе совершенно попустительски.
— Ничего себе попустительски! Пять дней на КТА! И еще пять дней впереди.
— Угу! Пытки инквизиции. На КТА людей держат месяцами. И не только на КТА.
— Пять дней — тоже не подарок.
— Сядь и успокойся, — сказал Хазаровский.
Я даже не заметил, как встал. И, правда, я стоял возле кресла и опирался о спинку.
Сел.
— Во-вторых, — продолжил Леонид Аркадьевич, — ты должен был вернуться в порт, как только услышал штормовое предупреждение.
— Это было совершенно невозможно.
— Да? Почему?
— Марина бы обиделась.
— И что? Зато ты бы не подверг ее жизнь опасности.
— Я контролировал ситуацию. Все живы.
— Ситуацию там ветер контролировал. Ты попер в открытое море в шестибалльный шторм! На двухместной яхте.
— Как только стало действительно опасно, я повернул.
— Ты повернул, когда тебе хозяева яхты приказали повернуть.
— Я бы и сам повернул. Между прочим, я знал, что меня арестуют.
— Тебя не арестовали, тебя задержали. И, вместо того, чтобы сидеть под замком ты распивал чаи с шерифом Аркадии. Не знаю, чем ты его купил…
— А я знаю. Я знаю, чем я его купил, Леонид Аркадьевич. Честностью! Сказал и сделал.
— Тогда ответь мне честно еще на один вопрос.
— Да.
— Это правда, что Марина тебя уговорила идти в Белый Риф, несмотря на шторм?
— Я сам принимаю решения.
— Это честный ответ?
— Да.
— Что она тебе сказала? Что в Аркадии тебя арестуют?
— Я это и сам знал. И это было совершенно неважно.
— Что ты трусишь?
— Я не трушу.
— Вот именно. И поэтому пошел в Белый Риф, чтобы доказать, что не трусишь.
Я молчал.
— На «слабо» берешься с пол-оборота, — усмехнулся Хазаровский. — Мне конечно приятно, что моя дочь столь виртуозно загнала под каблук сына Анри Вальдо, но мне бы хотелось, чтобы рядом с ней был человек, на которого можно положиться, а не пылкий мальчишка, которым она вертит, как хочет.
— Не вертит, — не очень уверенно сказал я.
Хазаровский пожал плечами.
— Так, о деле. У тебя три нарушения. Поехал в Белый Риф без разрешения — раз, не вернулся в порт после штормового предупреждения — два, пошел в шторм в Белый Риф, хотя тебе шериф сказал идти в Аркадию — три. Для перевода в ПЦ достаточно было одного.
