— Старицын сказал мне ехать завтра в Открытый Центр, никаких изменений. А вы некомпетентны в данном вопросе, Леонид Аркадьевич. Здесь Олег Яковлевич принимает решения.
— Наглости у тебя не убавилось после пяти дней на КТА, — заметил император.
— Думаю, что моей «наглостью» Старицын не занимался.
— Правильно думаешь. «Некриминальная особенность личности». Они это бесплатно не лечат. Я поговорил с ним, естественно. Он долго мне рассказывал, как все замечательно, и мы пришли к некоторому компромиссу. Так что завтра ты действительно едешь в ОПЦ. Но там будет ряд сюрпризов.
Эти таинственные сюрпризы здорово отравили мне воскресенье. Точнее мысли о них. Внешне все выглядело вполне радостно. Мы с Мариной полетали в горах на планере, и нас даже никуда не отнесло. Погода была тихой и солнечной, так что пленка на крыльях исправно вырабатывала электричество, мы легко поднимались над облаками и спускались в долины, и даже ветер нам бы не помешал.
Ровно в семь вечера я открывал свою комнату в Открытом Центре.
В шкафу меня ждали мои вещи и чистый комплект местной одежды.
Я переоделся. На этот раз это вышло проще, почти без насилия над собой.
Старицын не заставил себя ждать.
Вошел, посмотрел на меня, улыбнулся.
— Артур, вы меня радуете. Скоро вас надо будет отпускать за примерное поведение.
— Не отказался бы, — заметил я.
— Вы ужинали?
Всеобщий интерес к степени наполненности моего желудка начинал меня смешить.
— Вопрос чисто медицинский, — сказал он.
— Нет, — признался я.
— Хорошо, здесь поужинаете.
Я тогда не осознал, что значит «здесь».
Старицын водрузил на столик прозрачный пакет. Там был не совсем стандартный набор: к «антенне» прибавился катетер, ярко-оранжевый свернутый в рулон жгут с белой пластиковой пряжкой, трубка и пластиковая емкость для капельницы. Это сюрпризом не было. Про «прокапать» он предупреждал.
— Артур, ложитесь, руки давайте. Обе. Через минуту начнем. Ничего страшного абсолютно.
Он ушел в ванную мыть руки. Было слышно, как течет вода.
Вернулся, надел перчатки. Дезинфицировал мне кожу. И игла для связи с биопрограммером вошла в вену правой руки.
Было почти не больно.
С катетером он провозился чуть дольше. Наложил жгут сантиметров на десять выше локтя с другой стороны. Обработал кожу антисептиком. Прижал вену пальцем и ввел катетер. Маленькую прозрачную емкость у конца иглы заполнила кровь.
— Все, — сказал он.
И снял жгут.
— Мне отец рассказывал, что у него все вены исколоты, найти невозможно, — заметил я.
— Показывал? — поинтересовался Старицын, укрепляя бутыль с КТА.
— Нет.
— Угу. Ройтман катетеры не умеет ставить.
Он присоединил трубку к катетеру и что-то повернул у бутылки.
— За девять с половиной лет можно посадить вены и умея ставить катетеры, — заметил я.
— Реально меньше трех. Девять там делать нечего. Даже в случае Анри Вальдо. Лечение заняло меньше трех лет. Остальное время его просто держали взаперти. И не по воле психологов. Так что ситуация с его венами, думаю, далеко не такая аховая.
— Олег Яковлевич, а что за сюрпризы меня здесь ждут, о которых вы договорились с императором?
— Да, ничего страшного: небольшая экскурсия в ПЦ.
— Понятно. Я, признаться думал, что решать эти вопросы не в его компетенции. Даже сказал ему об этом.
— Золотые слова. Совершенно не в его компетенции. А вам, Артур, ничего не понятно. Действительно экскурсия. Мы там ничего делать не будем. Максимум ноотроп прокапаем, под занавес. Одна ночевка и неполный день. Место конечно депрессивное, но вы будете в таком состоянии, что все легко пройдет. Он настаивал, чтобы мы вас туда отправили на неделю. Пришлось убеждать, что это абсолютно неразумно. Все равно, что с легкой простудой отправлять к хирургу. Он не понимает, чем отличается жесткая психокоррекция от обычной, которую делают в Открытом Центре. Я говорил, Ройтман говорил. И о компетенции вспоминали, не беспокойтесь.
— Какая борьба из-за моей скромной персоны! Я бы и на неделю съездил.
— Вы бы съездили, не сомневаюсь. Только это вредно. Представляете, мы вас туда отправляем. Я что вас на неделю должен передать другому специалисту? Да он только неделю будет входить в курс дела! По жесткой психокоррекции специалист, которая вам совершенно не нужна. Или мне с вами ехать? Но я здесь работаю. Там своя специфика. Уже мне надо будет входить в курс дела. Так что экскурсия на один день. Это даже интересно, уверяю вас. Покажем бывшую камеру вашего отца.
— А камеру, где казнили?
— Пожалуйста. Правда, там биопрограммер демонтирован, а так все, как было, как в музее.
— А камеру Хазаровского?
— Не вопрос, конечно. Там у двери мемориальная доска висит.
У меня начинала кружиться голова. Я посмотрел на емкость с препаратом: осталась где-то половина.
— Голова кружится? — спросил Старицын.
— Да.
— Все нормально. Так и должно быть.
— Это КТА или биопрограммер?
— И то, и другое.
Когда препарат вылился весь, комната уже крутилась, не переставая. Я понял, что не смогу встать. Олег Яковлевич отсоединил трубку и закрыл катетер.
— Полежите минут пятнадцать, — сказал Старицын. — Моды абсорбируют препарат, и будет легче. Потом поужинаете.
— Я до столовой не дойду, — проговорил я.
Язык заплетался.
— И не надо. Я же сказал «здесь поужинаете».
— В камере?
— В комнате.
Ужин прибыл минут через двадцать. Старицын открыл дверь, и в комнату вплыл поднос, накрытый прозрачной пластиковой полусферой. Под ней угадывалась чашка чая и тарелка с рисом.
— Артур, садитесь, — сказал Старицын. — Сесть сможете.
Я сел на кровати, и комната покачнулась, как палуба яхты в пятибалльный шторм. Я откинулся назад и прислонился спиной к стене.
Поднос вплыл ко мне на колени и завис в паре сантиметров над ними.
Я снял полусферу, рука дрожала. Олег Яковлевич помог мне и водрузил крышку на столик у кровати.
— А чем отличается жесткая психокоррекция? — стараясь говорить ровно и без запинки, спросил я.
— Тем, что после введения препаратов, применяемых в жесткой психокоррекции, вы бы даже не пытались вести светскую беседу, — заметил Старицын.
— Только этим?
— Нет, конечно. Это чисто внешнее отличие. Скажем так, жесткая психокоррекция — это более неприятный процесс. Но не в этом суть. Там более глубокая перестройка нейронной сети. С вмешательством в зоны, которые мы вообще не трогаем. Но это надежнее. Ко мне, правда, и в ОПЦ никто не возвращался, но там вообще железобетонно.
