— А как же? Компетентность Старицына в вопросах психокоррекции несравнимо выше. Приятно слышать, что Леонид Аркадьевич кому-то обязан подчиняться?
— Если честно — да.
— Артур, ты все сделал правильно. Я бы также поступил на твоем месте. СБК — все-таки слишком одиозная организация, чтобы быть хорошим началом карьеры. Я уж не говорю о второй части предложения. Все-таки СБКоиды — люди с вывернутыми мозгами.
— С вывернутой моралью.
— Можно и так сказать. У меня, кстати, тоже есть место стажера. Как ты на это смотришь?
— С большим интересом.
— Только отбираю не я. Так что ничего гарантировать не могу. Отбирает комиссия. Причем на первом этапе анонимно, по резюме. Резюме под номером, без имени. Ты имя вводишь, конечно, но комиссия его не увидит. Анкетку заполнишь на портале. Четверки есть?
— Нет.
— Ладно, просто я с четверками не беру.
— А после Центра берете?
— Артур, по закону пребывание в Открытом Центре до полугода не влечет юридических последствий. Никаких. Так что все нормально. В анкете, кстати, такого пункта нет, чтобы случайно подходящего человека не отсеять. На собеседовании это будет обсуждаться, конечно. Но курс реабилитации — это даже плюс, тебе же помогать надо.
— Ну, что ж, попытаю счастья, — сказал я.
— А теперь о нашем общем оппоненте господине Кривине. Помнишь, я обещал тебе новости?
— Еще бы!
— Фото, правда, не для слабонервных, но, надеюсь, я не нанесу тебе им психологическую травму. Так что лови.
Я открыл фотографию. На ней был человек, точнее его спина с кровавой раной посередине величиной с кулак. А над раной вырезана надпись: «RAT».
— Это Кривин? — спросил я.
— Угу. Что ты об этом думаешь?
Я пожал плечами.
— Очень странно. Зачем тессианским повстанцам кириопольский журналист? Вы у отца спрашивали?
— Спрашивал, конечно. Он сказал, что его высокоморальные последователи никогда такими вещами не занимались, и им бы это даже в голову не пришло. Что это либо попытка запутать следствие, либо какие-то эпигоны. Я подумал, что он может совершенно честно не помнить о некоторых обычаях РАТ. Ему же стирали часть памяти. Спросил у Ройтмана. Он тоже ничего такого не слышал, и ничего такого твоему отцу не стирал.
— Кому же он мог помешать…
— Хороший вопрос. Кроме нас с тобой. Если бы его не убили, мы бы должны были оплачивать ему гражданский иск, как проигравшие дело.
— У нас алиби, мы валялись в больнице.
— Слабенькое алиби. Понятно же, что мы не собственными руками сбросили его в пропасть.
— Александр Анатольевич, если бы это был я, из меня бы давно это вытряс Старицын.
— А тебя никто и не обвиняет. В отличие от меня. Я вспомнил господина Кривина. Мы с ним сталкивались раньше в Сети, еще при Страдине. Он был большим сторонником Владимира Юрьевича. Так что в наших дискуссиях только искры летели. Знаешь, я понимаю прекрасно, что могут быть разные взгляды. Можно быть и этатистом. Я и сам далеко не анархист. Но я не понимаю, какая может быть мотивация защищать вора и убийцу, если ты сам не вор, не убийца и не адвокат на гонораре. Я склонялся скорее к последнему варианту, но это не делало наши споры более политкорректными.
— Но между спором в Сети и убийством оппонента очень большое расстояние.
— Как от Кратоса до Тессы! Я его не вспомнил даже. Зато журналисты нарыли. И вот тогда я вспомнил.
— Вас обвинили в убийстве Кривина?
— Не официально, конечно. Но есть подобные рассуждения в некоторых изданиях.
— Будете в суд подавать?
— Боже упаси! Я бы сам так подумал. Явное добросовестное заблуждение. Я подал в ИКК просьбу о допросе под БП.
— Чтобы вас допросили?
— Ну, естественно. Не самое приятное времяпровождение, но ничего, у них техника хорошая, переживу. Кстати дело об убийстве Кривина у прокуратуры отбирают. Конфликт интересов.
— В ИКК?
— В СБК. В ИКК тоже конфликт интересов. Хазаровский же тоже с Кривиным судился. А Императорский Контрольный Комитет напрямую подчиняется императору. Так что Юридическая Комиссия НС решила, что СБК здесь будет менее ангажирована. Тем более что надпись «RAT».
— RATнаверняка ни при чем.
Нагорный пожал плечами.
— Все надо проверять. Кстати, о твоем отце. Артур, я понимаю, что без ссылки можно было бы и обойтись. Курс психокоррекции пройден. По закону от него больше ничего не требуется. Но если бы я не предложил ссылку, они бы проголосовали за казнь.
— Я понял. Спасибо, Александр Анатольевич.
— Благодарить здесь не за что. Чистое — не самое приятное место. Я вообще-то извиняться собирался. В Сети уже написали, что я дирижирую Народным Собранием. Демагог Нагорный. Я им не дирижирую. Ко мне, конечно, прислушиваются, но я только могу влиять на их мнение в определенных пределах. Слегка сдвинуть не более. Леонид Аркадьевич тоже поверил.
Я потянул морс через соломинку.
— И что?
— И в тот же день предложил мне малое кольцо.
Наверное, мое лицо отразило совершенно щенячий восторг.
— Угу! — мрачно сказал Нагорный. — И, судя по всеобщему экстазу, мне видимо не отвертеться.
— Вообще, это уже не совсем новость, — сказал я.
— Да знаю, разговоры давно идут. Мне конечно и лестно, и приятно, но…
— И от ПЦ не отвертеться, — закончил я.
— Ага! И это уже не новость!
— Со мной Ройтман поделился тем, как бы ему было приятно с вами поработать.
— Ройтман, значит. Честно говоря, я на Старицына надеялся.
— Ради такого случая могут быть и двое.
— Видимо, да. Хазаровский еще интересовался не скажется ли его предложение на моей позиции по закону о психологической подготовке Принца Империи.
— И как?
— Вообще, закон правильный. Я его поддерживал, я участвовал в разработке, но конкретно в моем случае…
— Вы начнете с того, что сделаете для себя исключение?
— Не должен, конечно.
— А на сколько туда?
Он пожал плечами.
— На основании рекомендаций психологов.
— Совершенно не смертельно, Александр Анатольевич. Я даже знаю, какой будет препарат. АНДС-10 называется. Дорогущая голубая таблетка с золотыми разводами. По-моему, специально разработана.
— Меня бы и КТА вполне устроил.
— Ну, вполне, если хочется сэкономить драгоценные государственные деньги. Курс недели три. Придется немного потерпеть, а так — ничего страшного! И никакая неприкосновенность вашего личного пространства, особый строй вашей души и драгоценные тараканы в вашей голове по сравнению с высоким государственным интересом, согласитесь, никакого значения не имеют.
