— Как вы считаете, Анри Вальдо добровольно находится в РАТ? Он сбежал или захвачен? — спросила Ромеева.
— Он захвачен, — сказал Дауров.
— Не добровольно, — сказал Ройтман.
— Второе не следует из первого, — заметил Георгий Петрович. — Да, сначала его захватили, но сейчас мы не знаем, как обстоят дела. Яхтой «Немезида», на которой они сбежали, в самый сложный момент почти наверняка управлял он.
— Но ему не доверяют, — сказал Ройтман. — По крайней мере, недостаточно доверяют.
— Он мог добровольно согласиться на психокоррекцию? — спросила журналистка.
— Мог, — сказал Ройтман. — Его есть, чем соблазнить…. — он сделал паузу и вздохнул, — Анри, если ты нас сейчас слушаешь, я должен сказать тебе: ты очень рискуешь. И не только потому, что Адам недостаточно компетентен для той роли, которую на себя взял. Я понимаю, что ты хочешь снова обрести ту часть жизни, которую мы с Литвиновым у тебя отняли. Ты, наверное, уже успел нас за это возненавидеть. Ты поторопился. Я бы сам тебе вернул твои воспоминания года через два, после Соснового, если бы ты захотел. Но сейчас это рано и потому опасно. Ты хочешь снова стать самым опасным человеком империи? Тебе же не нравится этот эпитет…
И тут экран погас.
Глава 15
Я поднял глаза на Ершинского, он в упор смотрел на меня.
— Ты выключил? — глухо спросил я.
— Он грузит, — сказал Адам, — его надо было остановить.
— Что значит «грузит»?
— Он тебя программирует.
— Слушай, Адам, я ни на грош не верю в то, что человек — это робот, которого можно запрограммировать!
— Слушай, Анри, да я изучал эту методику! Я знаю этот тон, этот тембр голоса, я сам писал подобные тексты. Я тоже так умею! Хочешь, объясню, что он сейчас делал? У тебя есть частично имплантированный участок мозга, подготовленный под этот текст. Скажем так, панель с набором кнопок, на которые он сейчас последовательно нажимал. Всем особо опасным преступникам делают такую штуку на случай срыва. И на Тессе делают. Чтобы человека можно было быстро взять под контроль, если он вдруг начнет вытворять неладное.
В общем-то, достаточно текста, хотя, когда произносит психолог, действует эффективнее, когда произносит психолог, который с тобой работал — вообще атомное оружие. Я сам видел, как парень, захвативший заложников, прослушав подобный текст, даже не вживую — в записи! — вышел с поднятыми руками. Твой Ройтман брал тебя под контроль. И весьма успешно. Судя по тому, как ты на меня смотришь, ты уже неадекватен. Словно тебя оторвали от наркотика.
— Адам, мы же договорились, что решаю я.
— Досмотришь до конца — ничего решать уже не будешь!
— Адам, я хочу досмотреть!
— Ладно, — вдруг согласился он. — Но я вызвал охрану.
Я пожал плечами.
— Да, пожалуйста.
В гостиную вошли двое парней с лазарными пистолетами в руках и встали по краям дивана.
— Адам, ты встал бы, — сказал один из них. — Опасно с ним рядом сидеть. Сам же сказал.
Ершинский встал и удалился под защиту лазарника.
Я развалился на диване, положил ногу на ногу, и раскинул руки по спинке.
— Ну, — сказал я. — Адам, запускай!
— Хорошо, — кивнул он.
И трансляция продолжилась.
— Ты не хочешь возвращаться к тому, что было. Тебе нужно прошлое. Но это укрощенное прошлое, пусть таким и останется. Мы долго с тобой работали, и, по крайней мере, одного добились точно: ты стал ответственнее. Я не буду угрожать тебе какими-то статьями и запугивать тебя, я знаю, что это бесполезно. Когда ты будешь принимать решение, ты не будешь это учитывать. Потому что это не то, чем тебя можно напугать. Я не буду обещать тебе какие-то льготы и привилегии, они для тебя ничего не значат. Но есть то, что значит. Ты сейчас вспомнил, как погибли твои люди на Лие. Я знаю, что ты вспомнил. Ты всегда помнил, и сейчас помнишь, как погибли люди на «Анастасии». И я знаю, что ты не захочешь продолжать эту кровавую эстафету: око за око, жизнь за жизнь. Это для тебя единственный аргумент. Ты больше не захочешь сравнивать счет.
Ройтман явно закончил, и я взглянул на Адама.
— Ну, что? Я бросаюсь на вас с ножом?
— У тебя ножа нет, — вздохнул он. — И Ройтман программировал не на это. Но свое дело сделал. Мне убрать этот имплантированный участок?
— Который?
— С кнопками.
— Я подумаю.
— Угу! Скажи уж сразу: нет.
— Евгений Львович меня просто хорошо знает. Подписываюсь под каждым словом. Я и вчера так думал. Ничего не изменилось.
— Ну, да, конечно, — вздохнул Адам. — Только вчера ты мне рассказывал про то, как хотел сравнять счет. Он твоими словами говорил. Не заметил?
— Он знает мои слова, — усмехнулся я. — Да, я хотел сравнять счет после Лии, но это не значит, что я и сейчас собираюсь действовать в том же духе.
— Так мы прекращаем коррекцию?
— Нет, с чего ты взял? Мы продолжаем. Я хочу вспомнить остальное.
— А как же твой огромный риск, о которым говорил Ройтман?
— Я люблю риск. Продолжаем!
Вечером, точнее часа через три, Адам явился снова и плюхнулся рядом со мной на диван без всякой охраны.
— Я тебе тут интересную подборочку нарыл, — сказал он. — Ты какие каналы любил смотреть?
— Ну, «Новый портал».
— Ага! Уже видели. Еще?
— «НВК».
— Отлично! «Новое время Кратоса». Любуйся.
Экран вспыхнул, и на нем возник Ройтман.
— Анри, если ты нас сейчас слушаешь, я должен сказать тебе: ты очень рискуешь, — сказал Евгений Львович.
— Тоже самое? — спросил я Адама.
— А то! — хмыкнул он. — «Утро Тессы» смотрел?
— Регулярно.
— Смотри.
Я уже знал, что будет.
Естественно на экране появился Евгений Львович и заговорил:
— Анри, если ты нас сейчас слушаешь, я должен сказать тебе: ты очень рискуешь…
— «Вестник Народного Собрания», — сказал я.
— О, конечно!
И на экране под знакомым алым фениксом империи с переплетенными буквами «Н» и «С» на груди и девизом «Кратос Анастасис» снова возник Ройтман:
— Анри, если ты нас сейчас слушаешь, я должен сказать тебе: ты очень рискуешь, — произнес он.
— Тексты хоть немного отличаются? — спросил я.
— Почти нет. Правда на НС есть дополнительный фрагмент про твою законотворческую деятельность, которую ты, конечно, не захочешь похерить.
