Камилла окинула новичка оценивающим взглядом.
— Какой у вас опыт работы, Алексей?
— Пять лет.
— А с этим прибором?
— Восемь месяцев.
На лице у Камиллы отразилось некоторое недовольство.
— Это максимальный опыт работы с этим прибором во всем СБК, госпожа де Вилетт, — успокоил Дауров. — Новая техника. Лучше Алексея никто не разбирается. Так что к мсье Вальдо у нас совершенно особое отношение.
— Ладно, — сказала Камилла.
— Так все законно, госпожа де Вилетт? — переспросил Дауров.
— Пока да.
— Мсье Вальдо, заверните, пожалуйста, рукав на левой руке, — сказал он.
— Почему на левой? — весело спросил я.
— Потому что на правой у вас плохие вены.
— Откуда вы знаете? — удивился я и начал расстегивать манжету (второй раз за сегодня!).
— Вы мне сами об этом сказали на приеме у Реми Роше полтора года назад.
— Господи! Я и об этом сказал! Да зачем вам биопрограммер, Георгий Петрович?
Дауров не торопясь, опустился на стул, рядом с Камиллой.
— В вашем рассказе есть пробелы, — сказал Дауров. — Их надо заполнить, мсье Вальдо. Надо все рассказать.
Он сделал ударение на слове «все».
— А если я сейчас их заполню, вы отмените процедуру? — я указал глазами на излучатель.
— Анри, я слушаю.
— Отмените?
— Нет. Я должен быть уверен, что их не осталось вообще. Это все слишком серьезно, чтобы мы могли себе позволить чего-то не знать.
— Понятно, — сказал я.
И завернул, наконец, рукав.
— Валяйте!
— Леша, восьмерочку выставите, пожалуйста, — приказал Дауров своему ассистенту.
Наверное, меня залило адреналином, потому что на этот раз возмутился Ройтман.
— Георгий Петрович, ну, зачем?
— Он это честно заработал, — сказал Дауров.
— Мой клиент еще не приговорен ни к какому наказанию… в связи с этим делом, — заметила Камилла.
— Что-то незаконно? — поинтересовался Дауров.
Камилла вздохнула.
— Государственное преступление, — заметил он. — Я могу на десятке допрашивать. Еще раз, все законно, госпожа де Вилетт?
— Формально, да. Но совершенно излишне.
— Не излишне, — возразил Дауров. — В самый раз. Поверьте моему опыту.
— Анри сказал, что вы зря потратите электроэнергию, — заметила Камилла.
— Посмотрим.
Ко мне подсел Алексей, надел перчатки, распаковал иглу, продезинфицировал мне локтевой сгиб.
Игла вошла в вену настолько снайперски точно, что я поверил в пятилетний опыт работы.
— Кофеин у вас есть? — спросила Камилла.
— Не понадобится, — сказал Дауров.
— На «восьмерочке» кофеин не понадобится? — удивилась Камилла.
— Именно. Но ради вашего спокойствия всегда, пожалуйста. Леша, выложи ампулу, чтобы госпожа де Вилетт не волновалась.
Алексей пожал плечами и выложил инъектор на столик возле моего кресла.
— Теперь все в порядке? — спросил Дауров.
— Теперь, да, — кивнула Камилла. — А то недавно к моему клиенту во время допроса скорую пришлось вызывать.
— У нас? — поинтересовался Дауров.
— Нет. У Нагорного.
— Тогда понятно. У Александра Анатольевича, к сожалению, энтузиазм зачастую превалирует над тщательностью.
— Вы несправедливы, Георгий Петрович, — сказала Камилла. — Не он вел допрос, его даже близко не было. Когда он рядом, я за своих клиентов спокойна процентов на двести. Он на пяти-шести допрашивает в присутствии врача. Это не безответственность, в которой вы его обвиняете, это даже не ответственность, это гиперответственность.
— Техника паршивая, — сказал Дауров. — Поэтому и врач нужен. Я понимаю трепетное отношение Александра Анатольевича к целостности госбюджета, но на некоторые вещи стоит потратиться. На врачей больше уйдет.
— Начинать? — спросил Алексей.
— Да. Мсье Вальдо, снимайте кольцо.
Я отдал кольцо «Леше».
— Жаль, — сказал Ройтман. — Я больше не вижу его гормональный фон. Было бы полезно…
— Не проблема, Евгений Львович, — успокоил Дауров. — Скиньте мне код, и вы все увидите через БП. Игла же вместо кольца работает. Мне самому интересно.
Ройтман с минуту колебался, потом, видимо, согласился. Я это понял по тому, что Дауров удовлетворенно кивнул. Значит, теперь и он будет отслеживать мои адреналиновые пики.
И меня начало клонить в сон, точнее я почувствовал себя, как после пары бокалов портвейна. Точнее водки. Голоса зазвучали, словно сквозь толщу воды, откуда-то издалека. При этом не было никаких признаков головокружения. Новая техника работала как-то иначе, чем привычный для меня биопрограммер, под которым голова начинала кружиться в первую очередь.
— Анри, вы не боритесь с собой, ложитесь, — зазвучал прямо у меня в голове голос Даурова. — Успокойтесь. Все будет хорошо.
Сопротивляться было невозможно, да и бессмысленно.
Я откинулся на спинку кресла, и она медленно-медленно поплыла вниз.
Я слушал удары своего сердца. С каждым ударом оно билось все медленнее. Холодели руки. Начиная с кончиков пальцев, потом кисть, предплечье, плечо. Я вспомнил о казни Сократа и похожем действии цикуты, но не испугался, а отстраненно подумал, что цикуты не пил. Я стал совершенно равнодушен к происходящему, оно перестало меня волновать. Я реагировал, как кольцо на сигнал: автоматически. В режиме: сигнал-ответ. Критичность — ноль!
Кажется, Дауров просил рассказать все по порядку, ничего не упустив.
И я очень старался ничего не упустить.
Он задавал какие-то наводящие вопросы.
И я был ему безумно благодарен за помощь, потому что мне было очень важно ничего не упустить.
Я вспоминал мелкие детали.
И тут же их выкладывал, боясь забыть.
— Молодец, Анри, молодец, — звучал в моей голове его голос.
И он просил меня вспомнить еще какую-нибудь деталь.
Иногда я отключался совсем и уже не мог вспомнить ни его вопросов, ни своих ответов.
Потом снова приходил в себя, и голова становилась почти светлой. Но желание отвечать максимально честно и подробно никуда не пропадало и в эти минуты.
Наконец, ощущение опьянения исчезло совсем, и я почувствовал, как учащается пульс и теплеют руки.
— Все, возвращайтесь, Анри, возвращайтесь, мы закончили, — сказал Дауров. — Не зря потратили электроэнергию. Ну, совсем не зря! Как вы себя чувствуете?
