Меня бросает в жар, а внутри уже будто распрямляется пружина, вот-вот готовая выстрелить.
Ещё немного. Совсем чуть-чуть. Одно движение. Один последний рывок.
Меня, распластанную под Люцианом, выгибает дугой и сотрясает в конвульсиях.
Хочу закричать, но из горла вырывается лишь хрип.
Распахиваю ресницы и встречаюсь взглядом с Люцианом. Не вижу больше в его глазах той нежности, что была ещё недавно. Только тёмная порочная страсть, манящая и затягивающая в бесконечную пропасть.
И я, не в силах противиться этому зову, падаю и лечу…
И Люциан летит со мной…
Несколько минут мы лежим, пытаясь отдышаться, унять колотящиеся сердца и привести в порядок мысли и растрёпанные чувства.
— Люциан. — Переворачиваюсь на бок, лицом к жениху. — Я…
Не успеваю закончить фразу, как жених накрывает мой рот указательным пальцем, призывая молчать.
— Можно сначала мне? — говорит он тихо и, кажется, даже не замечает, как ласкает пальцем мои губы. — Я рад, что ты рядом. И хочу, чтобы каждая наша ночь была такой же. Прости за то, что знакомство со мной как с мужчиной началось не так, как должно было. Я уже не смогу это исправить. Но знай, если понадобится, отдам за тебя жизнь.
Кусаю губы и стараюсь сдержать подступившие слёзы. Тщетно. В попытке скрыть свою слабость, упираюсь лбом в плечо Люциана.
— Глупый, — говорю так тихо, что и сама едва различаю собственный голос. — Даже не думай умирать. Я тебе запрещаю. По крайней мере, пока не женишься на мне. Тогда я хотя бы получу наследство.
Я всё-таки поднимаю голову и смотрю на Люциана.
По его губам лениво расползается улыбка.
— Тогда к чему медлить? Выходи за меня.
Честно говоря, такого внезапного поворота я совершенно не ожидаю. Более того, я уже свыклась с мыслью, что и так являюсь женой братьев Григгс. Пусть и только по земным законам.
— Ты предлагаешь от своего имени или за вас двоих?
— Думаю, Элиас спросит сам, когда вернётся. Так ты выйдешь за меня? — торопит Люциан с ответом.
А мне отчего-то вдруг становится обидно за Элиаса. И от внезапного приступа беспокойства спазм сдавливает грудь.
— Прежде чем дам ответ, расскажешь мне кое о чём?
— О чём угодно, малышка, — опрометчиво кивает Люциан, не подозревая, о чём я собираюсь спросить.
Сажусь в кровати, прикрываясь простынёй, и скольжу внимательным взглядом по лицу жениха.
— Расскажи о Филиасе Фергане Орабасе и о том, как получилось, что человек, в чьей смерти меня обвинили, оказался жив.
Знаю, что вопрос не слишком подходящий для ситуации. Когда двое, едва отдышавшиеся после умопомрачительного секса, лежат голые в кровати, какие вообще, к чёрту, могут быть вопросы?!
Кажется, Люциан полностью разделяет это мнение. Он тягостно вздыхает, заранее понимая, что отвертеться не получится. А если даже и получится, то выйдет себе дороже.
А ещё Люциан совершенно не интересуется, откуда мне известно, что Орабас-младший жив. И это лишний раз доказывает то, что запись, присланная мне Нирзом, не лжёт.
— Ну, так как? Расскажешь? — вопросительно изгибаю бровь, не сводя глаз с застывшего в молчании жениха.
Он приподнимается, подтаскивая вверх подушку и приваливается к ней спиной. Кивает.
— Мы знакомы с Филиасом… — Люциан задумчиво глядит куда-то в сторону, будто подсчитывает годы знакомства. — Да лет пятнадцать, наверное. Он ведь не совсем человек, знаешь? Модификант.
— Я знаю, кто он. Но не знаю, что это означает, — признаюсь я Люциану. Раз уж сегодня у нас день откровений. — Чем модификант человека отличается, например, от тебя или Элиаса?
Люциан снова на некоторое время задумывается, подбирая слова, чтобы объяснить мне разницу.
— Ну, можно сказать, его как и нас с Элиасом создали в лаборатории. Разница в том, что мы с братом покрываемся драконьей чешуёй. А Филиас…
— О, боги! — Я прикрываю рот ладонью от мелькнувшей в голове догадки, потрясшей моё сознание. — Он неживой? Робот, созданный по образу человека?
— Нет, Леа. Он был рождён человеком. Но постепенно его модифицировали, улучшали, вживляя чипы и заменяя часть органов на выращенные искусственно, с помощью генных технологий.
Люциан произносит всё это монотонным и совершенно спокойным голосом. А меня начинает потряхивать от мысли, что кто-то, возомнив себя богом, способен сотворить такое с живым человеком.
— Поэтому в отличие от бездушного киборга, созданного на заводе, модификант может испытывать чувства и эмоции.
— Это ужасно, Люциан! — восклицаю, не выдерживая. Чувствую, как при мысли о подобных экспериментах над человеком, слегка мутит. — Кто вообще в здравом уме способен на такое?
Жених смотрит на меня так, будто заранее просит прощения за то, что собирается сказать.
— Его отец хотел идеального во всех отношениях сына. Того, кто пойдёт по его стопам. Станет политиком, займёт со временем высокий пост. Возможно, заменит самого канцлера, продвигая его идеи в Содружестве планет.
— А разве закон позволяет изменять живых людей?
— Позволяет, малышка. — Люциан несмотря на тяжёлую тему нашего разговора, смотрит на меня с теплом и нежностью, и это хоть немного успокаивает. — Исключительно в особых случаях. Например, смертельно больному или попавшему в серьёзную аварию человеку разрешено заменить повреждённый орган.
— Но твой друг ведь не был болен?
— Не был, — качает головой Люциан. — Но деньги и власть его отца легко открывали двери лабораторий и закрывали рты тем, кто пытался возразить.
После этих мне слов становится совсем не по себе.
Осознаю, что это даже хуже, чем просто «ужасно». Это зверское издевательство, за которое надо отрывать руки.
Подбираюсь к жениху поближе и осторожно кладу голову ему на грудь. А он берёт меня за руку, сплетает свои пальцы с моими и продолжает:
— Филиас всегда мечтал заниматься наукой. Однажды он пришёл ко мне и сказал, что случайно узнал о планах отца. Тот собирался в очередной раз отправить Фила в лабораторию, чтобы искусственно изменить воспоминания о прежней жизни и внедрить в мозг программу, которая перепрограммирует личность.
Кажется, я начинала понимать, к чему ведёт Люциан. В таких обстоятельствах у Филиаса Фергана Орабаса был лишь один выход — навсегда исчезнуть. Из жизни.
— Фил попросил помочь. И рассказал свой план. Ему как модификанту доступна способность подключаться к любым электронным устройствам. И ещё он умеет внушать иллюзии. Он хотел использовать эти возможности, чтобы заставить всех поверить в свою смерть. — Люциан подтверждает мои собственные догадки и на время замолкает, погружаясь в свои мысли.
