Аня уже тяжело дышала, она устала. В глазах мелькал страх. Она слишком долго училась в академии, она ездила в международные лагеря, у нее были самые лучшие тренеры, у нее было больше опыта, чем у Киры. Она должна была выиграть этот матч. Но у Киры был кураж Давида, вышедшего против Голиафа. У Киры был напор, мощь и страсть. Это как лед и пламень, игра, в которой сложно предсказать победителя.
Даже трибуны замерли, понимая всю важность и торжественность момента. Изредка, конечно, раздавались одинокие ободряющие крики, но под осуждающим взглядом судьи они тут же сникали, и на трибунах воцарялась тишина. Начался третий сет.
⁂
— Знаете, Глеб, я ведь совершенно этого не умею, — слегка заплетающимся языком сообщила Марина, прикончив второй бокал коньяка, наконец-то успокоивший ее натянутые, как струна, нервы. В голове посветлело, ком, стоящий в груди, растопило тепло ароматной жидкости, и даже мерзкий Глеб Петрович показался приятным собеседником. Может, она неправа, и он все-таки неплохой человек? Мало ли какие у него обиды и травмы детства?
— Чего всего? — хихикнул Глеб, расслабленно сидящий в кресле отца и распустивший галстук.
— Вот этого, — Марина обвела шикарный кабинет рукой, держащей бокал, — я не знаю, как всем этим пользоваться. Эти вещи… Я понимаю, что они стоят целое состояние, но я даже не могу ими насладиться, потому что я ничегошеньки о них не знаю, и мне страшно к ним притронуться или как-то навредить.
— Плевать, Мариночка, плевать! — Глеб неожиданно встал и, подойдя к Марине, присел на подлокотник мягкого кресла, в котором она сидела. Ее первой реакцией было вскочить и отбежать подальше: что он себе позволяет? Но потом она почувствовала тепло, простое человеческое тепло. Его всегда дарила Кира, обнимая мать. Но в последнее время объятия дочери стали редкостью. А ей так их не хватало. Поэтому Марина осталась там, где была, а Глеб наклонился к ней и пьяно зашептал в ухо:
— Мариночка, все тлен и суета. Ну что тебе эти картины и мебель, просто куски холста и дерева. Хочешь, я тебе расскажу о них? Я все знаю. Все мое детство папа рассказывал мне про картины, мебель и драгоценности. Он этим бредил, а я просто слушал и впитывал. Я много чего знаю, чего не знают даже специалисты. Я могу на глаз отличить подлинник от подделки. Ну и что, принесло мне это счастье?
— Ну да, наверное, — неуверенно выдавила Марина, с трудом пытаясь распутать собственные мысли.
— Ты видела у меня дома антиквариат? — выпрямившись, поинтересовался Глеб.
— Я была только на первом этаже, — напомнила Марина.
— Ну даже если бы ты поднялась на второй и на третий… — назидательно начал Глеб, но Марина бесцеремонно его перебила, воскликнув:
— У тебя есть еще и третий?
— Чердак, — хмыкнул Глеб и вернулся к начатому: — Если бы ты поднялась туда, ты бы не нашла ни одной гребаной старой вещи. Только новодел. Только современное искусство. Потому что это старье испортило мне жизнь. — Он залпом выпил бокал и скривился.
— Знаешь, кажется, мне тоже все это портит жизнь, — немного помолчав, призналась Марина. — Может, действительно, у вещей есть история, память и собственные предпочтения, да и дома принимают только тех, кто им нравится? Этому я точно не нравлюсь, я его недостойна. С тех пор как я сюда переехала, все пошло наперекосяк, — прошептала Марина, и непрошенная слеза скатилась по щеке.
Не надо было ей пить, знает же, как алкоголь на нее действует — сразу становится слабовольным нытиком. Но давление было слишком велико, а нервы и без того расшатаны за последнее время. Никакие деньги не могли подарить ей спокойствие и хорошее настроение.
— А еще я не могу построить… — Марина запнулась, не в силах произнести слово «прислуга». Ну какая Нина ей прислуга? И какая из нее барыня? Просто Нина человек, которому Марина платит деньги, чтобы она делала то, что сама она делать не любит.
— Что построить? — не понял Глеб. — Ты что, строитель?
— Нет, — улыбнулась Марина, — не «что», а «кого». Помощницу по хозяйству. У меня в углах пыль и паутина, — пожаловалась она.
— Понимаю, я тоже не могу разговаривать с персоналом, — вздохнул Глеб, — у нас этим Ксюша занимается.
— И она не может, — хихикнула Марина, — все передает через экономку.
— Вот видишь, — пожал плечами Глеб и пьяно посмотрел на Марину. Та показалась ему настоящей красавицей. Этакая Аленушка с полотна Васнецова. В детстве эта самая Аленушка, которую мама показывала в художественных альбомах, казалась ему нереальной красавицей. Какое-то время он даже думал, что Ксюша на нее похожа. Такая же хрупкая, эфемерная. Но теперь, глядя на Марину, Глеб не понимал, как он мог так ошибиться. Вот же она, его Аленушка. И сам не отдавая себе отчет в том, что делает, он вдруг наклонился и поцеловал Марину, ожидая в ответ чего угодно, кроме ответного поцелуя.
⁂
На счете 6:6, на корте воцарилась мертвая тишина. Даже Анина мама, любящая в неподходящий момент подбодрить дочь криками, сидела молча, закрыв глаза и молясь всем Богам о победе дочери. А за Киру молиться было некому. Новому тренеру она была, в общем-то, безразлична. Весь матч он смотрел в телефон, изредка поднимая голову во время пауз и многозначительно кивая Кире, создавая видимость того, что все под контролем. Ему все равно, выиграет она или нет. Впрочем, выигрыш даст ему право побывать на пресс-конференции и с важным лицом рассказать, как им удалось так быстро прийти к нужному результату. О Борисе он, разумеется, ничего не скажет. А вот если Кира проиграет, он тут же умоет руки и объявит, что сотрудничал с ней слишком мало, но вот на следующий год… Хотя кому нужен этот следующий год, победа нужна прямо здесь и сейчас.
Глубоко погрузившись в мысли, Кира подала красивый сильный мяч, который соперница не смогла взять. 7:6 в ее пользу. Сердце забилось сильнее, чем хотелось, и следующий мяч улетел в сетку. Вторая подача, и снова сетка. Черт, она же сделала все точно так, как учили в лагере, почему же мяч не желает лететь туда, куда нужно?
Кира подняла глаза на Анну и прочитала в ее лице то, о чем уже догадывалась на подсознательном уровне.
Соперница выиграет. А она проиграла, хотя игра еще не закончена. Проиграла, отказавшись от корней. Проиграла, попытавшись вырваться и начать жить другой жизнью, наплевав на тех, кто был с ней рядом и всегда стоял за нее горой. Слезы застлали глаза, и она не увидела мяч соперницы, летящий прямо в нее.
⁂
Марина пришла в себя первой. Они были в полутемной спальне, из которой бесформенные тени уже потихоньку изгоняли дневной свет, делая все, что произошло между ней и Глебом, иллюзорным. Фантазией на грани сна, чем-то придуманным, неправдивым, из другого измерения. Ведь в реальной жизни такие, как Глеб, никогда не спят с такими, как Марина. Ну разве что им экстрима захочется. Может быть, и сейчас захотелось.
Марина вскочила, пораженная ужасной догадкой, и слишком резко дернула одеяло, сдергивая его с Глеба. Тот недовольно заворочался и, открыв глаза, непонимающе уставился на Марину. Осознание пришло не сразу. А когда пришло, он тоже резко сел на кровати и, покосившись на Марину, судорожно прижимающую простынь к груди, потянул на себя одеяло. Взгляды встретились, оба открыли рот, но Глеб успел первым, внезапно испугавшись:
