– Ветер, как я и говорила, – она поправила очки и прикрыла окно, оставив небольшую щель.
– Отлично, – успокоилась Линкс. – Тогда перейдем к делу. Господин Эдлунд, вы же не будете отрицать, что Тамара Корсакофф – ваша биологическая дочь?
– Я не делал из этого тайны, – голос профессора звучал хрипло.
Мара моргнула. Столько лет директором пансиона, а он совершенно не умеет держать себя в руках!
– Тогда почему вы до сих пор не подали документы в Совет? И не оформили отцовство?
– Я узнал об этом недавно, и знаете, то одно, то другое… Годовая отчетность, итоговая аттестация, выпускной… Собирался заняться этим на весенних каникулах.
– В России это долгая бюрократическая процедура, – вмешалась Вукович. – И понадобится личное присутствие Ларса. Он не может пока оставить дела.
– Допустим, – нехотя согласилась Линкс. – Хотя желательно было бы сразу уведомить Совет. Девочка знает?
– Разумеется. – Эдлунд кашлянул. – Конечно, папой она меня пока не называет, но прогресс наметился.
Мара мотнула головой и усмехнулась про себя. Спасибо, что не сказал, будто они за ручку гуляют на закате. Какой к черту прогресс?
– Мы были удивлены, когда узнали об этом, – сообщила гостья.
– Интересно, откуда, – не удержалась Вукович.
– Это несущественно. Гораздо важнее, почему вы не сообщили об этом сами. Сами понимаете, Совет привык рассчитывать на откровенность. Особенно от человека, которому доверено воспитание и обучение наших детей.
– Так или иначе, вы все выяснили. И я даже этому рад, – Эдлунд подошел к окну, его голос стало лучше слышно. – Вы приехали, чтобы выразить недовольство высших чинов?
– Если бы они хотели выразить свое недовольство, за вами бы прислали не меня, – усмехнулась Линкс. – Пока я приехала всего лишь поговорить.
– О чем же?
– Дело в том, что мы провели небольшое расследование. Представляете, оказалось, что Вы не видели Елену Корсакофф, мать Мары, по меньшей мере два года до рождения девочки.
– Потрясающе! – фыркнула Вукович. – Вы что, за всеми следите?
– Нет, конечно. Но моменты, когда директор пансиона покидает свой пост, нам известны, – спокойно пояснила Линкс. – Дело в том, что Селия Айвана, арестованная зимой за нападение на юную мисс Корсакофф, рассказала нам удивительные вещи.
– Она же признана невменяемой! – возмутился Эдлунд. – И мы планируем доказать, что именно она виновна в пожаре, убившем Елену Корсакофф!
– Конечно, конечно. Никто не стал бы верить на слово сумасшедшей женщине, подозреваемой в убийстве. Но мы попытались проверить ее показания и выяснили, что в них есть доля правды. И я хочу услышать это от вас, господин Эдлунд. Это правда, что между вами и Еленой Корсакофф ничего не было?
В кабинете стало так тихо, что Мара слышала дыхание своего отца. Соври! Придумай что-то! Не выдавай им нашу тайну!..
– Да, – все же сдался он после паузы.
– И тем не менее, девочка, которую она родила, – ваша биологическая дочь?
– Да.
– И это связано с теми генетическими экспериментами, которые вы проводили в те годы?
– Да.
– Послушайте, какое это имеет значение? – вмешалась Вукович. – Эксперименты, отношения… Лена мертва, а Мара жива. И у девочки должен быть отец, неважно, как он им стал! Прошло пятнадцать лет, ни к чему ворошить эти глупости!
– Я бы и рада с вами согласиться, – без энтузиазма ответила Линкс. – Но Совет считает иначе. Так что, господин Эдлунд, как же получилось, что Мара стала вашей дочерью?
– Лене был подсажен эмбрион. Один из тех, что находился в моем криохранилище.
– Вы знали об этом?
– Нет. К тому моменту я забросил эксперимент, а Лена похитила один из эмбрионов. Она хотела ребенка и не задумывалась о последствиях.
– И что же это был за эмбрион?
– Биологический отец – я, мать – Инира Нанук, которая погибла еще до рождения Мары.
– Вот видите, это было просто, – удовлетворенно произнесла Линкс. – Никто не желает вам зла. Мы очень бы хотели видеть Мару в гостях на каникулах. Сами понимаете, первый перевертыш, рожденный из пробирки, должен стать научной сенсацией. Наши специалисты были бы рады с ней познакомиться, взять некоторые анализы. Возможно, это прорыв в будущее, ведь ее способность проявилась необычно. Девочка стала зимним перевертышем, хотя родилась летом. Да еще к тому первая ее трансформация была полной… Согласитесь, это интересно. Так что мы с нетерпением ждем…
– Нет, – отрезала Вукович.
– Что, простите?
– Нет. Я ее законный опекун, девочка несовершеннолетняя. Я не даю своего согласия на выезд.
– Вы отдаете себе отчет в своих действиях? – холодно спросила Линкс.
– Абсолютно.
– Прекрасно, – кресло снова скрипнуло, видимо, представительница Совета встала. – С вами еще свяжутся.
Резкие шаги, хлопок двери.
Эдлунд тихо выругался по-шведски.
– И что теперь будет… – выдохнул он.
– Рано или поздно это должно было случиться, – Вукович подошла к окну и повернула ручку. – Залетай.
Мара удивленно взглянула на Нанду, бедолага дрожал то ли от холода, то ли от ветра, то ли от ужаса.
– Да залетайте уже! Вы оба! – завуч устало вздохнула. – У меня нет сил придумывать вам наказание.
Замерзший Нанду впорхнул первым, следом влетела Мара и мягко опустилась на дубовый письменный стол.
– И что теперь с ней делать? – Вукович обессилено рухнула на диванчик для посетителей, сняла очки и потерла переносицу. – Если они узнают, что у нее обе способности…
– Без вариантов, – Эдлунд захлопнул окно. – Пора ей познакомиться с дедом.
Глава 2. Зов предков
– Уважаемые пассажиры, пристегните ремни, мы приступаем к снижению. Через тридцать минут мы совершим посадку в аэропорту Икалуит. Местное время пять часов сорок пять минут пополудни, температура воздуха семь градусов по Цельсию.
Мара вздохнула и вцепилась в подлокотники. Да, в облике орла она с удовольствием летала самостоятельно, но самолеты переносила с трудом. При смене высоты у нее страшно закладывало уши и болела голова.
– Может, перевоплотишься? – участливо предложил Эдлунд. – Никто не обратит на тебя внимания.
– Не знаю… Рискованно. По международному праву перевертышей мы не можем трансформироваться, если вблизи находится хотя бы один…
– Как директор я рад, что ты подготовилась к тесту, – отмахнулся профессор. – Но необязательно же каждый раз так мучиться! Накинь капюшон. И займись ушами.
