— Старик не выдержит, если мы повезем его дальше. Он должен остаться здесь, ему врач нужен.
— Нет, — сказал Ари.
— Ты что, с ума сошел?
— Послушайте, вы! У него нет никаких шансов выжить, но если он даже выживет, англичане все равно его найдут. А если он умрет здесь, это сразу станет известно всей Палестине. Никто, и англичане тоже, не должен знать, что знаменитый Акива погиб.
Маккавеи не стали спорить. Они кивнули в знак согласия и сели в кабину. Ари забрался в кузов, где лежал Акива. Его нога болела все сильнее.
Машина двинулась на юг, миновала Хайфу и начала взбираться по узкой горной дороге. Ари держал голову Акивы на коленях, оберегал его от толчков на ухабах и резких поворотах. Они взбирались все выше на Кармель, пока не приехали в район, где жили друзы.
Акива открыл глаза, попытался что-то сказать, но не смог. Он улыбнулся Ари и обмяк.
В полутора километрах от села Далият-эль-Кармель, в небольшом перелеске их ждал с осликом и повозкой друз Муса, солдат Хаганы.
Ари с трудом вылез из кузова. Он весь был в крови — своей и Акивы.
Муса подбежал к нему.
— Я в порядке, — сказал Ари. — Несите Акиву. Он умер.
Изможденное тело выгрузили из кузова и положили на повозку. Ари сказал:
— Никто, кроме Бен Моше или Нахума, не должен знать, что Акива умер. Поезжайте назад, только сначала хорошенько вымойте машину. Мы с Мусой сами похороним дядю.
Машина уехала.
Начинало темнеть. Ари сел на повозку. Они объехали деревню и поднялись на южную, самую высокую вершину Кармеля, где в лесу стоял жертвенник великого еврейского пророка Илии. Именно здесь Илия с Божьей помощью одержал победу над служителями Ваала.
Алтарь Илии смотрел на Ездрелонскую долину, словно вечное напоминание, что земля эта не забыта.
Муса и Ари вырыли неглубокую могилу рядом с алтарем.
— Давай снимем с него эту позорную одежду, — сказал Ари.
Они сняли с Акивы наряд английского висельника, положили тело в могилу, засыпали и забросали сучьями. Муса отошел к повозке.
Ари опустился на колени. Яков Рабинский родился во гневе и скончался в горе. Наконец-то он обрел мир, которого не было у него при жизни. Теперь он будет покоиться здесь, на вершине, и смотреть вниз на вечную страну евреев. «Когда-нибудь, — подумал Ари, — весь мир узнает, где лежит Акива, и это место станет святыней».
— Прощай, дядя, — сказал Ари. — Я так и не успел сказать, что брат тебя простил.
Ари встал и пошатнулся. Муса подбежал к нему, когда он, застонав от боли, свалился без чувств на землю.
Глава 17
Китти сидела в кабинете доктора Либермана.
— Я многое бы отдал, чтобы уговорить вас остаться, — сказал Либерман.
— Благодарю вас, — ответила Китти. — Чем ближе отъезд, тем сильнее чувствую опустошенность. Я понятия не имела, что успела так сильно привязаться к Ган-Дафне. Всю ночь сидела над историями болезней. Некоторые ребята сделали огромные успехи, если учесть, что им пришлось пережить.
— Им будет плохо без вас.
— Знаю. Мне тоже будет плохо без них. В ближайшие дни я приведу в порядок дела. Есть, однако, несколько особых случаев, о которых мне хотелось бы переговорить с вами лично.
— Да, конечно.
Китти встала и собралась уходить.
— Не забудьте, пожалуйста, прийти вечером в столовую на полчаса раньше.
— Ну, зачем это? Не надо торжественных проводов.
Маленький горбун поднял руки вверх:
— Дети настаивали. Что же мне было делать?
Китти подошла к двери.
— А как Карен?
— Неважно. После свидания с Довом она сама не своя. Вчера узнала о рейде маккавеев, и ночью ей было особенно тяжело. Бедное дитя достаточно настрадалось: хватит, пожалуй, на целую жизнь. Может быть, это и не сразу удастся, но заверяю вас, доктор, что сделаю все, чтобы она стала в Америке по-настоящему счастливой.
— Как бы мне хотелось убедить вас, что вы совершаете ошибку. Но сделать это я, увы, не могу.
Выйдя из кабинета, Китти пошла по коридору, обдумывая последние новости. Маккавеи потеряли двадцать человек убитыми, еще пятнадцать попали в руки англичан. Сколько было раненых, никто не знал. Бен Моше погиб. Не слишком ли высокая цена за спасение двух жизней? Но рейд нанес сокрушительный удар по англичанам и окончательно лишил их желания сохранить мандат на Палестину.
Китти остановилась перед дверью Иорданы. Ей очень не хотелось вступать с ней в разговор, но все же она постучалась.
— Войдите.
Иордана сидела за столом. Она подняла голову и холодно посмотрела на Китти.
— Прошу извинить, Иордана. Вам не известно, чем закончился вчера побег в Акко? Как Дов Ландау? Вы ведь знаете, что Карен сильно привязана к мальчику. Она почувствует себя гораздо лучше, если…
— Я ничего не знаю.
Китти пошла к выходу, но у двери обернулась и спросила:
— Ари тоже участвовал в рейде?
— Ари не докладывает мне о своих действиях.
— Я думала, вы знаете.
— Откуда мне знать? Рейд совершили маккавеи.
— Вы и ваши друзья, когда хотите, узнаете все.
— Если бы я даже и знала, все равно ничего бы вам не сказала, миссис Фремонт. Не дай Бог, что-нибудь помешает вам сесть в самолет и улететь из Палестины.
— Приятнее было бы нам расстаться друзьями, но, похоже, вы не хотите этого.
Китти быстро вышла из комнаты и направилась к подъезду. На площадке дети, весело крича, играли в футбол. Ребята поменьше бегали на лужайке, постарше — читали, лежа на траве.
«Круглый год в Ган-Дафне растут цветы, — подумала Китти, — и воздух всегда благоухает».
Она спустилась по ступенькам, прошла мимо окопов в конец лужайки и остановилась у статуи Дафны. На этот раз она не испытывала ревности. Посмотрела вниз на долину Хулы — и вдруг ее охватило щемящее чувство одиночества.
— Шалом, гиверет Китти, — здоровались ребята.
Один мальчуган подбежал к ней и обхватил ручонками, она погладила его по голове.
Китти было не по себе, когда она вошла в больницу. Расставание с Ган-Дафной оказалось куда труднее, чем она думала. В кабинете Китти занялась историями болезней: часть нужно было закрыть, часть дополнить.
Странно: когда она оставила детдом в Салониках, у нее было не так тяжело на душе. Никогда Китти не пыталась дружить с евреями. Почему же это вдруг случилось?
Может быть, оттого, что на этом обрываются ее отношения с Ари? Расстаться с ним непросто; она долго его будет помнить, может быть, всегда. Но со временем все образуется, войдет в норму, и она сможет дать Карен все, что нужно девушке. Им будет очень хорошо вместе, и Карен, конечно, снова начнет заниматься балетом. А со временем воспоминания об Ари Бен Канаане и Палестине поблекнут. Да, сейчас тяжело, рассуждала Китти, но любое расставание или переезд причиняют боль.
