— Ну и что из этого? Ты же знаешь — не нам требовать отчета от Моссада или Пальмаха.
— На этот раз я требую отчета. Наших с тобой имен в этом списке нет. Я не стану работать с этими бумагами, если не возьмут нас с тобой.
— Откуда ты взял, что речь идет о судне? Если даже такое судно существует и мы с тобой на него не попадем, то на то, наверное, есть причины. Мы нужны здесь, в Караолосе.
— Мне плевать на это. Они обещали переправить меня в Палестину, и я заставлю их это сделать.
— А не кажется ли тебе, что мы по уши в долгу перед этими ребятами из Пальмаха за все, что они сделали для нас? Неужели ты такой эгоист?
— Сделали для нас, сделали для нас! Неужели ты до сих пор не поняла, почему они так лезут из кожи, чтобы переправить как можно больше евреев в Палестину? Неужели ты воображаешь, будто все это делается только из любви к нам? Им нужны люди, чтобы воевать с арабами.
— А как же американцы и все прочие? У них-то какие дела с арабами? Отчего они нам помогают?
— Я тебе скажу. Их грызет совесть. У них комплекс вины, что мы, а не они попали в газовые камеры.
Карен, едва сдерживаясь, сжала кулаки и губы; даже глаза зажмурила.
— Дов, Дов! Неужели ты ничего другого не умеешь, как ненавидеть? — Она пошла к двери.
Он обогнал ее, преградил дорогу.
— Ты злишься на меня? — сказал он.
— Да, злюсь.
— Ты мой единственный друг, Карен.
— Тебе бы только попасть в Палестину, записаться террористы и убивать.
Она вернулась в комнату, села у стола и вздохнула. Перед ней на доске было написано мелом:
«Бальфурской декларацией 1917 года англичане взяли на себя обязательство создать в Палестине еврейское государство».
— Я тоже хочу в Палестину, — прошептала она. — Мне до смерти хочется туда. Меня ждет в Палестине отец… Я знаю, что ждет.
— Иди в свою палатку, поговорим там, — сказал Дов. — Скоро придет Бен Канаан.
Когда Карен ушла, Дов шагал по комнате минут десять, все больше злясь и распаляясь.
На пороге появилась рослая фигура Ари Бен Канаана. Следом за ним шли Давид Бен Ами и Китти Фремонт. Давид запер дверь на замок.
У Дова сузились глаза, он с подозрением посмотрел на Ари, потом перевел взгляд на Китти.
— Я не хочу, чтобы она слушала наш разговор.
— А я хочу, — ответил Ари. — Говори при ней.
Дов заморгал глазами в нерешительности. Он знал, что Бен Канаана ему не переспорить. Он хлопнул ладонью по пачке фальшивых нарядов.
— Мне кажется, что вы собираетесь отправить эти три сотни на судне Моссада.
— Интересная мысль, — сказал Ари. — Валяй дальше.
— У нас с вами уговор, Бен Канаан. Я не стану оформлять эти бумаги, пока вы не внесете в список меня и Карен Клемент. Вопросы есть?
Ари посмотрел искоса на Китти.
— Ты не задумывался, Дов, что никто, кроме тебя, не справится с этой работой и что поэтому ты нам нужен именно здесь? — спросил Давид Бен Ами. — Ты не задумывался, что ты и Карен принесете здесь гораздо больше пользы, чем в Палестине?
— А вам не приходило в голову, что мне на это наплевать? — огрызнулся парень.
Ари опустил глаза, скрывая улыбку. Дов хитер, упрям и отнюдь не шутил. Сразу видно, какую он прошел школу.
— Да, кажется, все козыри у тебя, — сказал Ари. — Вставляй свою фамилию в список.
— А Карен?
— Об этом уговора не было.
— Теперь будет!
Ари подошел к нему и процедил сквозь зубы:
— Мне это не нравится, Дов.
Он угрожающе навис над парнем. Дов сделал шаг назад.
— Ну, бейте! Меня еще не так били! Хоть совсем убейте, мне не страшно. Куда вам до немцев!
— Ты мне брось сионистскую агитацию! — сказал Ари. — Иди в палатку и жди. Через десять минут получишь ответ.
Дов выбежал на улицу.
— Вот негодяй, — сказал Давид.
Ари кивнул ему на дверь. Как только дверь за Давидом закрылась, Китти схватила Ари за рукав.
— Она не поедет! Вы мне в этом поклялись! Она не поплывет на «Исходе»!
Ари сжал кисти ее рук.
— Если не успокоитесь, я не стану разговаривать с вами. У нас хватает хлопот и без дамских истерик.
Китти резко вырвалась.
— Послушайте, — сказал Ари, — я не мог предвидеть, что так получится. До конца операции осталось всего четыре дня. Этот парень держит нас за горло и знает об этом. Мы не можем и пальцем шевельнуть без этих бумаг.
— Поговорите с ним… обещайте ему все что угодно, только чтобы Карен осталась здесь!
— Я бы торговался с ним до посинения, если бы надеялся, что из этого что-нибудь выйдет.
— Бен Канаан… пожалуйста! Он согласится. Он не будет настаивать.
Ари покачал головой.
— Я видел сотни таких, как он. В них не осталось почти ничего человеческого. Карен — единственное, что связывает его с миром нормальных людей. Вы не хуже меня знаете, что эту девушку он не предаст.
Китти прислонилась к доске, где было написано: «Бальфурской декларацией 1917 года англичане…» Мел испачкал ей платье. Бен Канаан прав, она это знала. Дов Ландау неисправим, он каким-то странным образом привязан к Карен и не откажется от нее. Она, Китти, просто дура.
— У нас только один выход, — сказал Ари. — Пойдите к этой девушке и объясните, как вы к ней относитесь. Скажите ей, почему вы хотите, чтобы она осталась.
— Не могу, — прошептала Китти. — Не могу. — Она смотрела на Ари глазами, полными слез.
— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал Ари. — Простите меня, Китти! — Он впервые назвал ее Китти, а не Кэтрин.
— Проводите меня к Марку.
Они вышли в коридор.
— Иди к Дову, — сказал Ари Давиду, — и скажи, что мы согласны на его условия.
Услышав ответ, Дов вихрем бросился в палатку Карен.
— Мы едем в Палестину! — крикнул он.
— О, Боже! — только и смогла прошептать девушка. — О, Боже!
— Только молчок! Никто, кроме нас, пока об этом не знает.
— Когда же мы едем?
— О, теперь уже скоро. Бен Канаан погрузит нас на машины. На его ребятах будет английская форма. Они заберут нас будто бы для перевозки в новый лагерь, недалеко от Ларнаки.
— О, Боже!
Они вышли из палатки, держась за руки. Дов посмотрел на брезентовое море, потом медленно подошел к детской площадке, где Зеев обучал юношей драться на ножах.
