Душа Священного Дуба
«Душа Священного Дуба!» От этой мысли трепет охватил Уоми.
Так вот она какая!
«Ну да, конечно, — думал Уоми, — Дабу хочет ему показать, что он принимает его жертву. Сам Дабу в образе филина вкушал пищу, принесённую Уоми. Дабу к нему благосклонен. Он поможет Уоми».
Уоми был потрясен. Он упал на колени и протянул руки к таинственной птице.
— Дабу, Дабу! — зашептал он. — Отец лесных дубов! Защитник нашего посёлка! Добрый покровитель Уоми!
Филин взмахнул крыльями и скрылся в чаще. Большое рыжеватое перо сорвалось и упало к ногам охотника.
В каком-то оцепенении вглядывался Уоми в тёмную глубину дупла. Там ничего не было видно.
Уоми поднялся, схватил выпавшее перо, спрятал его на груди, отёр ладонью вспотевший лоб и вдруг бросился бежать вниз по оврагу, прочь от Священного Дуба. Он бежал до того самого места, где убил кабанёнка. Тут Уоми наскоро подобрал оставленное оружие и добычу и торопливо стал спускаться по течению ручья.
В лесу быстро стало темнеть. Кусты орешника и ольхи по берегам ручья мелькали, как ночные тени, причудливые и неясные.
Уоми вздохнул с облегчением, когда овраг наконец вывел его к реке.
Перед ним развернулась спокойная водная гладь, а за ней — вольный простор заливных лугов.
Луга раскинулись по ту сторону, на широкой низине левого берега. А на этой стороне, под высокой кручей у самой воды, терпеливо дожидалась его спрятанная в тальнике лодка.
От реки пахнуло сыростью, и Уоми торопливо принялся разводить костёр.
Куча сухих ветвей была заготовлена ещё до охоты. Он смахнул пепел, накидал сухой травы и тонких сучков и стал раздувать чуть тлеющие головешки. Скоро весёлый огонёк запрыгал над ними, высовывая вверх жёлтые языки. Уоми бросил поверх целый ворох толстых ветвей, уселся поближе к огню и глубоко задумался, подперев ладонями щёки.
О чём думал Уоми
Уоми был строен и юн. Когда он откидывал назад длинные пряди светлых волос, из-под них показывался высокий лоб без единой морщинки. Правильный, с лёгкой горбинкой нос и резко очерченные губы делали его красивым, несмотря на слегка выступающие скулы.
О чём думал Уоми, следя глазами за быстро взлетающими искрами огня?
Он всё ещё размышлял о душе Священного Дуба. Думал о том, что будет, когда он вернётся домой. Жива ли Гунда, его мать? Как примут его родные? Что скажет Мандру, старший старик посёлка? Ведь это он первый сказал:
— Уоми рождён от Злого Лесовика.
В памяти его вставал с необычайной ясностью тот страшный день, когда его, связанного, кинули в лодку. Солнце, белые облака, покатый берег, толпа его родичей с лицами, искажёнными страхом, и впереди суровый старик с длинной седой бородой.
Как глухо звучал его голос, когда он наклонился над лодкой:
— Плыви, Уоми! Мы отдаём тебя Реке. Коли ты от Злого Лесовика, она утопит тебя, коли от Доброго Духа, она тебя не тронет.
Старик столкнул челн. Река подхватила его и понесла среди льдин. Родичи следили за ним глазами. Мать, охватив ладонями лицо, заливалась слезами.
Когда челнок столкнули в воду, она закричала громче, чем голосят по умершим. В ушах Уоми отдавались её вопли. Льдины ворочали и качали его лодку. Временами он видел, как мать, растрёпанная, бежит по берегу, ломает худые руки.
Ветер доносил до его ушей её крики. Он слышал, как мать жалобно молила душу Великой Реки:
— Река, спаси Уоми! Вынеси его на песок. Отдай его назад, Река!
Ветер трепал пряди её волос.
Река относила лодку всё дальше и дальше. Боковая струя тащила её на середину. Она несла её с такой быстротой, что мать стала отставать. На одном из поворотов Уоми увидел её в последний раз. Она всё ещё бежала, но вдруг споткнулась и упала на траву. Течение унесло лодку за выступы лесистого берега, и Уоми остался один, окружённый бешеным потоком. Льдины толкали челнок. Они хотели его опрокинуть…
Уоми с трудом очнулся от этих мыслей. Он почувствовал голод, нарезал несколько кусков мяса, испёк их на горячих углях и с наслаждением поел.
Потом он набросал в огонь сухих сучьев и сверху целую груду сырых, покрытых листьями веток. Серый дым густым облаком окутал Уоми. Чем больше дыма, тем лучше защита от комаров. Уоми положил около себя оружие, лёг на землю и тут же, в дыму костра, уснул крепким, молодым сном.
Чего было ему бояться?
Огонь — Сын Огнива и Трута — охраняет его. Ушастый филин — душа Священного Дуба — летает по лесу, чтобы посмотреть, не крадётся ли где лихой человек или хищный зверь. Сам Великий Дабу там, в глубоком овраге, ворожит ему и оберегает его сон от лесных страхов и ночных нападений.
Двадцать два года назад
Длинная нить удивительных и странных событий, повлиявших на жизнь Уоми, завязалась в жаркий, солнечный день ровно двадцать два года тому назад.
В этот день за оградой укреплённого посёлка на Рыбном Озере творилось что-то необыкновенное.
Женщины, молодые и пожилые, и девушки-невесты, седые старухи и девочки-подростки густым кольцом окружали сплетённый из ветвей маленький шалаш, стоявший посередине посёлка. Мужчин не было видно.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Они и в обычное время все до одного днём отправлялись на рыбную ловлю. Но старики послабее и мальчики отроческого возраста обычно оставались.
На этот раз не видно было ни мальчиков, ни стариков.
Только седой, как белая сова, Мандру, старик над всеми стариками племени Ку-Пио-Су, оставался один в своём высоком, закутанном шкурами доме.
Две старухи прислуживали ему, поддерживали огонь в очаге. На угольях грелся большой глиняный горшок, налитый до краёв водой. Выход был завешен мехами, а снаружи заставлен ветвями деревьев.
Все остальные женщины посёлка вели себя в высшей степени странно. Они сидели вокруг зелёного шалаша с длинными прутьями в руках. То одна, то другая из них поднималась с земли и махала прутьями. Казалось, что они отгоняют кого-то от шалаша. Особенно усердно хлестали прутьями две старухи, стоявшие перед входом.
Время от времени из глубины шалаша доносились женские вопли. Тогда все женщины вскакивали с оглушительным визгом и гримасами ужаса на лицах.
Неистовый вой женской толпы далеко разносился по озеру, но он вдруг замолкал, как по команде, когда старуха поднимала над головой ладони. Тогда все молодые девушки во всю силу своих голосов вскрикивали разом магическое слово:
— Дабу!
