Ная с плачем прижалась к груди брата. Кунья стояла в сторонке и кулаком утирала слёзы.
Уоми нахмурился. Потом решительно тряхнул головой и стал утешать плачущих девушек:
— Не бойтесь! Старики мне не страшны. Они ещё не знают, что может сделать Уоми.
Он приказал им молчать и не говорить никому ни слова.
На другой день, когда люди начали просыпаться, они заметили, что Уоми исчез. Вместе с ним исчезли его лук, стрелы и другое оружие. Оказалось также, что и Гунды нигде не видно.
Ная и Тэкту проследили отпечатки их ног до лодочной пристани. Тут, на мокром песке, натоптаны были следы мужчины, женщины и собаки.
— Они увезли с собой лайку, — сказала Ная.
— Далеко захотели ехать, — прибавил Тэкту.
Он указал борозду на рыхлом песке от недавно сдвинутой лодки. Было ясно: мать и сын уехали ночью вместе.
Но куда направили они путь? На этот вопрос никто не мог ничего ответить.
Похороны
С утра мужчины Ку-Пио-Су начали рыть яму. Копали среди других, более старых могил, на вершине небольшого холма, шагах в двухстах от посёлка. Рыли каменными кирками, дубовыми кольями, отгребали песок ладонями рук и кусками твёрдой коры. Рыхлый песок легко поддавался усилиям землекопов.
К полудню неглубокая яма уже была готова. Дно её усыпали толстым слоем свежей травы, чтобы мягче было лежать.
Тело Мандру перенесли из хижины и опустили на дно могилы.
Мандру положили на правый бок. Руки, согнутые в локтях, уложены были так, как бы это сделал человек, засыпая на своей постели. Сверху тело было посыпано красной охрой. Красный цвет — цвет крови. Красная охра — символ тепла, жизни, возрождения.
Это сделали для того, чтобы покойник проснулся молодым, сильным и здоровым в том новом мире, куда он переселился.
В этом, собственно, и заключался обряд похорон. Оставалось только как следует снарядить покойника.
«Полной смерти нет, — думали люди посёлка Ку-Пио-Су. — Покойник только перешёл в мир снов. Там есть всё, что и в этом мире. Такие же реки, озёра и леса. Там плавает рыба, летают птицы, бегают дикие звери. Мандру и там будет вести такую же жизнь, как и здесь.
Там уже ждут его умершие предки, а также сыновья, внуки и правнуки, которые умерли раньше. С ними вместе он построит себе новый дом, сделает новую лодку, будет ловить рыбу и бить лесных зверей».
В могилу опустили то оружие, которое когда-то сделал себе покойник: лук и стрелы, короткое копьё, пращу, каменную кирку, долото, костяную иглу и кремнёвый скребок. Тело закрыли медвежьим мехом, чтобы покойнику было теплее.
Внуки Мандру притащили старое весло, с которым когда-то плавал по озеру сам старик, а также трут и огниво, завёрнутые в сухую бересту.
Женщины поставили два горшка — один с водой, другой с мёдом диких пчёл. Карась принёс на могилу другое, новое весло.
— Возьми, Мандру! — сказал Карась и опустил весло в могилу. — Пусть вспоминает Мандру старого Карася, когда будет ловить рыбу на теплых подземных водах.
В это время неистовый вой огласил озёрную гладь. Два сына Пижму тащили к могиле привязанную ремённой петлёй собаку. Собака рвалась, каталась по траве, рычала, лаяла и жалобно выла, упираясь изо всех сил.
Это была собака самого Мандру, которая, словно предчувствуя что-то недоброе, ни за что не хотела подойти к могиле хозяина.
Собаку притащили на край могилы. Тут ей на шею накинули вторую петлю, и два внука Пижму стали тянуть концы их в разные стороны. Собака захрипела, высунула язык, и глаза её остановились.
Пижму поднял задушенную собаку и сказал:
— Мандру, возьми с собой свою лайку. Она не захотела остаться здесь без тебя.
С этими словами он бросил собаку к ногам покойника.
В это время к могиле подошла старшая дочь Мандру — вдова Онда. Глаза её были заплаканы. Седые космы висели по плечам.
Онда подошла к яме и села на землю.
— Мандру, — сказала она, — кто тебя там напоит, накормит? Кто голову расчешет? Кто ночью подаст воды напиться? Без меня некому. Возьми и меня, как взял свою собаку… Старики, хочу пойти на ту сторону. Куда он, туда и я. Пижму, ты теперь самый старший, проводи меня туда…
Она встала, поклонилась Пижму в ноги и осталась лежать, вытянувшись и прижавшись лбом к сырому песку.
Пижму поднялся, огромный, сутулый и неповоротливый, как медведь.
— Надо проводить! — сказал он и поманил к себе рукой младшего сына, Курбу.
Курбу был ростом с отца, но ещё шире и костистей. На широких плечах и короткой шее сидела круглая голова, обросшая ворохом рыжих волос. Из-под низкого лба и густых бровей невесело глядели маленькие бесцветные глазки.
Пижму наклонился и что-то сказал сыну на ухо. Курбу медленно повернулся и, раскачиваясь, отправился в дом.
Пижму подошёл к старухе и погладил её по голове:
— Лежи, Онда, и не бойся. Ничего не бойся! Задумала ты хорошо. Надо заботиться о старом Мандру. Привык он к тебе. Скучно будет ему без тебя.
Курбу вернулся с оленьей шкурой и длинным белым ремнём из лосиной кожи.
Пижму, тихо приговаривая, накрыл Онду шкурой.
— Не бойся, Онда, хорошо будет! Ничего не бойся.
Курбу сделал посреди ремня петлю и подал отцу.
Пижму не торопясь наклонился, приподнял шубу, надел петлю на шею старухи и опять прикрыл её мехом. Один конец ремня отдал Курбу, другой — старшему сыну, такому же увальню, как и младший.
Сыновья стали по обеим сторонам старухи и ждали.
— Ну! — сказал Пижму, и оба силача изо всех сил стали тянуть концы.
Старуха забилась и задёргала ногами.
Пижму подошёл с каменной палицей в руках и нащупал голову Онды.
Мужчины, старики, женщины и дети следили за ним, затаив дыхание. Некоторые опустили головы и зажмурились. Пижму поднял своё страшное орудие. Тяжёлый булыжник с размаху ударил Онду по темени.
Тризна
Огромный костёр перед могилой пылал знойными снопами огня. Жители Ку-Пио-Су справляли прощальную тризну.
Она продолжалась уже третий день. Всё население островка окружало могилу.
То и дело кучки людей отправлялись по мосткам за новыми вязанками. Они тащили их на спине или волокли на длинных и коротких полозьях, загнутых впереди, как лыжи, и скреплённых между собой наподобие саней.
Мужчины по временам садились на свои челноки, чтобы закинуть сети и наловить рыбы.
Только что пойманную рыбу тут же пекли на горячих углях, а когда ели, половину бросали обратно в огонь или в сторону могилы:
