Глава девятая
Любят же сраные гоблины недооценивать себя.
Или это жалость к себе, любимым?
Что ж – я не из жалостливых.
За четыре часа неустанной усердной работы было очищено от зарослей и молодых деревьев все пространство вокруг постройки с системным глазом, что тоже, хоть и не стала выглядеть новее, но прямо посвежела без этих уже надоевших зеленых листочков и побегов повсюду. Из земли вырвали сплетения поверхностных корней, почву снова утоптали.
Дружными усилиями гоблины повалили самое высокое и пышное дерево, чтобы обеспечить системе дополнительный обзор. Пока ленивые и тупые махали топорами, а Хорхе отжимался, орущий Каппа, успев сожрать тройную порцию рагу, громогласно пояснял всем здешним дебилам, почем так важно обеспечить системе максимальный обзор, и почему так сильно заблуждался их прежний команданте и грабитель Педро.
И ведь до многих доперло – особенно, когда Каппа приволок из здешних внутренних джунглей дохлого дивинуса, вместе с кишками роняющего провода и электронные чипы.
Внутренние джунгли…
Уроды!
Кухарки, что чуток подобрели ко мне, увидев, как под моим чутким началом за работу взялись даже те, кто до этого под разными предлогами не касался ничего тяжелее ложки, поставили передо мной блюдо с вареным мелко нарезанным мясом, пару старых пластиковых кувшинов – компот и вода. И заодно пояснили – с явным шипящим неодобрением – что большинство прибившихся сюда мужиков… просто кулё, и ничего больше. Значения слова «кулё» я не знал, но не стоило особого труда догадаться, что речь идет о бездельниках. И ведь до этого они трудились! – до того, как сменить «религию» и примкнуть к пастве Новой Матери. До этого они усердно копали землю, ломали молотами бетон, возили тяжелогруженные тачки днями напролет, получая за это жалкие песо. Они прибыли сюда, обрели желанный новый статус и… разом превратились в кулё, которых нельзя было даже за дровами выгнать!
Мать выдавала им задания – а они их саботировали. А затем, униженно кланяясь стальному глазу, поясняли, что серьезно болеют и едва могут двигаться – куда уж тут работать. Новая Мать тут же прекращала сердиться и переносила невыполненное задание на следующий день. Назавтра все повторялось в точности.
Но вот пришел Оди.
И все эти болезные, ущербные, немощные и помирающие вдруг резко оживились, схватились бодро за тесаки, лопаты, топоры и мотыги… и взялись за работу с ражем! За два часа эти гомонящие и визжащие как обезьяны потные ушлепки с большими вялыми животами сделали больше, чем за три недели до этого. За навесами выросла гора нарубленных дров, вокруг огородов исчезли подползшие корни и лианы, с тяжелым шумом упало огромное дерево, распугав уйму птиц, что еще долго кружили над разоренными гнездами, боясь спуститься к пискучим птенцам. Мелкая живность ломанулась в стороны, тяжело двигались огромные гусеницы, мохнатые травяные пауки уволокли птенцов, а работяги продолжали пахать, постоянно подбегая за водой и компотом, бросая на меня откровенно перепуганные взгляды, затем смотря на постройку, под которой на солнышке рядком вытянулись окровавленные трупы и… бегом возвращались к работе.
На исходе четвертого часа я велел кухаркам созвать всех на обед. Гоблины с готовностью сбежались. Но кое-кто остался на месте – отвыкшим от тяжелой регулярной работы стало так хреново, что они блевали, лежа в жидкой тени под кустами. Скрючившийся над своей перевязанной рукой Камино тоже не пришел, сев за углом. Зато к нему подошел я и, присев, воткнул в его распухшую руку иглу тюбика с пэйнкиллером и тихо сказал, глядя в его суженные от боли глаза:
– Боль… это всего лишь боль.
– Я знаю, что вы могли убить, сеньор…
– Ты хотел забраться в экз и начать убивать.
– Я не…
– Ты хочешь быть садовником… или бойцом, который любому хренососу шею сломает?
– Бойцом, сеньор! Я хочу быть сильным! Хочу отомстить!
– Кому?
– Ей! Старой Матери! Бездушной суке, что убила моего…
– Ну да… казнила цветочника… Уверен? Ты хочешь быть тем, кто убивает?
– Да!
– Тогда поднимай жопу и топай к моему десятнику. Начинай тренироваться.
– Сеньор! Спасибо! Но моя рука…
– У тебя есть еще одна. – пожал я плечами и поднялся. – У тебя целы ноги. И жопа вроде не отвалилась. Но если не хочешь…
– Я хочу! Я скажу Каппе, что я теперь один из вас!
– Ты теперь мясо. – буркнул я. – А станешь ты одним из нас, или нет – зависит только от тебя. Но помни, мальчишка – если пойдешь с нами, то возврата к прежней жизни не будет.
– И не надо! Команданте Оди! Я с вами! – Камино вскочил, неумело вытянулся в струнку.
– Ну вперед. – кивнул я, вкладывая в его ладонь еще один тюбик пэйнкиллера. – Научись справляться с болью. Перестань давить в себе ярость – отпусти эту пылающую злобную суку на свободу. Будь сам собой, а не вежливой фальшивой гнидой. И тогда из тебя выйдет настоящий боец. Реальный убийца, а не просто сын казненного цветочника.
– Да, сеньор!
Взбодренный химией и новыми перспективами Камино умчался, провожаемый взглядами качающих головами старух, сидящих прямо на солнце и не испытывающих от этого никаких трудностей. Их я к работе не привлекал, но не из жалости – они были первыми, кого я увидел из здешних и они, не разгибаясь, пахали на огородных грядках. Эти старухи – здешние кормилицы.
– Ты лобо. – проворчала одна из отдыхающих. – А Камино – антилопа.
– Старухи любят ворчать.
– Но ты правильно убил Педро. Ведь он разбойник…
Дернув щекой, я промолчал.
– И он грабил и убивал ради себя и своих подельников. Вон его навес, команданте. Посмотри, что в его ящиках.
– Ага.
– Не губи мальчишку. Отпусти. Пусть выращивает розы, как его отец.
– И пусть его тоже казнит система?
На это у них ответа не нашлось, да я и не ждал его, вернувшись пока к кухонному навесу и собравшись забраться наконец-то в интерфейс, от которого настолько отвык, что уже начал о нем забывать.
Все возвращается на круги своя…
– Теперь отдохнем, команданте? – вкрадчиво улыбнулся плечистый бугай с упирающимся в стол надутым пузом.
– Всем получить по еще одному заданию от системы. – не глядя на него, громко приказал я. – Здешняя система покладиста, идет на уступки. Поэтому просите задания на расчистку территории вокруг этой зоны. Даю намек всем тупым, – я вытянул руку к куску джунглей, что высился между «храмом» и «кляксой», – пусть этот лес исчезнет!
Я ожидал возражений, ожидал сраных протестов и визгливых недовольств… но их не последовало. Хотя многие из промолчавших надолго прикипели взглядами к разложенным на травке трупам, что еще не отправились на здешнее кладбище.
