– ПРЕКРАТИ! – завыл Мороний. – ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ!!!
Голубое пламя прострелило мне крыло, которое согнулось от боли. Я снова рухнула вниз.
Я вспомнила, что была смертной.
– О че-е-е-е-е-е-е-е-е-ерт!.. – завыла я, летя к твердой выжженной земле.
– АТАКУЙТЕ ЕЕ! – Мороний, покрасневший от злости, выглядел так, будто вот-вот взорвется. – АТАКУЙТЕ ЕЕ!!!
По его приказу все големы, до сих пор нападавшие на Петрека и Белета, взлетели в воздух. Пытаясь вылечить сломанное крыло, я увидела блеск их серебряных сабель.
Вылеченное крыло снова забило в воздухе. Я обогнула первого голема, пролетев над его головой. Остальные медленно и тяжело поворачивались. Меня поднял ветер. Я была легче. Быстрее.
Но не быстрее Морония.
Ангел выскочил напротив меня как черт из табакерки.
– Я убью тебя! – крикнул он. – Отдай рукопись!
Я со всей силы налетела прямо на него, ударив его плечом. Даже не знаю, кто из нас больше пострадал.
Пожалуй, я…
Золотой голем наскочил на ангела. Раздался громкий звон, когда его череп встретился с металлической грудью чудовища. Остальные монстры продолжали лететь ко мне.
Я увидела вдали Белета. Он пытался лететь мне на помощь. Пламенный меч в его руке вспыхнул огнем, когда он напал на преследовавшего меня голема.
Мороний приходил в себя. Это конец. Мы проиграем. Их было слишком много.
Я сложила крылья и снова рухнула вниз. Пикируя, я облетала големов, которые, не сообразив, в чем дело, все еще поднимались вверх.
Распрямив рукопись, которую трепал ветер, я прочитала последнее черное слово на этом странном языке, которое – какая ирония! – означало безупречную мудрость:
– Iadanamada!
Черные облака над нашими головами вспыхнули ослепительным сиянием. Сгустившийся вихрь превратился в свет. Белый луч поразил всех нас.
Столб света ринулся к Земле. На своем пути он столкнулся с золотыми големами, которые под его тяжестью превращались в золотую, переливающуюся пыль. Мороний и Белет остались живы. Они упали на землю, как будто у них отказали крылья.
Только я продолжала парить в воздухе в этой ошеломляющей белизне. Мне не нужно было махать крыльями. Они медленно исчезали, рассыпаясь на мелкие кусочки. Это столп белого цвета держал меня в воздухе.
Рукопись в моей руке рассыпалась в пыль.
Я посмотрела вниз.
На земле, среди травы, которая уже не горела, стоял Петрек. Прищурившись, он смотрел на небо, на меня. Он был жив.
В этот момент я почувствовала острую боль, пронизывающую каждую клеточку моего тела.
Я начала кричать.
45
Я не понимала, что происходит. Боль была ужасной. Невообразимой! Казалось, будто что-то вверчивалось в мою голову и сердце. Я не могла думать, не могла дышать. Могла только страдать.
Внезапно боль исчезла. Просто так.
Я открыла глаза и глубоко вдохнула. Грудь перестало сжимать, и я снова смогла вздохнуть.
Надо мной была белизна. Черный вихрь исчез. На смену ему пришел свет, который постепенно исчезал, обнажая голубое небо.
Я поняла, что лежу на земле. Не знала, почему больше не парила. Неужели я упала?
Не помню падения.
– Вики, – надо мной склонился Петрек. – Ты в порядке?
Он нежно гладил меня по щеке и взял за руку. Моя кожа была другой. Она вся сияла.
Я улыбнулась. На лице Петра нарисовалось облегчение. Он помог мне сесть. Я лежала в круге из придавленной травы. Кроме него, на просторах, покрытых серым пеплом от выжженной саванны, стояли Мороний и Белет.
Дьявол смотрел на меня с безграничным изумлением. Мне показалось, что он боялся ко мне подойти.
– Нет! – завыл ангел. – Этого не может быть! Ты не могла отнять у меня божественную силу.
Он бросился в мою сторону. Белет попытался его остановить, но Мороний вырвался. Он бежал прямо на меня и на Петрека. Когда до нас оставалось несколько метров, его вдруг отбросило назад, словно он встретил на своем пути невидимую преграду.
Мороний вскричал от ярости и пустил в нас волну синего огня. Ее тоже остановил невидимый барьер.
Ангел опустился на колени. Его гнев перешел в отчаяние.
– Мои мечты о могуществе, – заикаясь, простонал он.
На горизонте начали собираться темные грозовые тучи. Мне стало страшно. Я осмелилась посягнуть на божественные силы. На то, что не должна была. Что теперь со мной будет? Я буду наказана Богом? Уничтожена?
Тишина, царившая на вымершей земле, была нарушена равномерным хлопаньем дюжины пар крыльев.
Это подлетали ангелы.
Мы наблюдали, как их стройные фигуры спускались вниз, приближаясь к нам.
Архангел Гавриил, летевший во главе свиты, приземлился в пыли. У него был нахмуренный лоб и серьезный взгляд. Он посмотрел вверх на грозовые тучи, которые постепенно расходились. На его лице отразилось облегчение.
Гавриил закрыл глаза. На мгновение мне показалось, будто он молится про себя.
Когда он наконец посмотрел на меня, в его ореховых глазах не было ярости.
– Думаю, вы должны нам кое-что объяснить, – сказал он спокойным голосом.
* * *
Зал судебных слушаний в Раю совершенно не походил на тот, что находится в Аду. Здесь не было ни потолка, исчезающего в темноте, ни жестких деревянных скамеек. Изящный купол зала поддерживался семью колоннами, между которыми располагались высокие окна, через которые в зал проникало много света.
В центре стояло пять стульев: для меня, Петра, Белета, Морония и Азазеля. Последний был недоволен этим фактом. Он все время пытался убедить всех в том, что не должен был оказаться в такой паршивой компании. В конце концов, он ни в чем не виноват, не так ли?
Перед пятью стульями для допрашиваемых поставили два трона – один золотой, другой черный. Кажется, Люцифера пригласили на это «торжество».
Не только Сатане оказали такую честь. Специально по случаю суда над нами самым знаменитым жителям Нижней Аркадии разрешили посетить Рай. Скамейки для публики находились у стен, сбоку и позади нас. Я слышала, как они медленно заполнялись.
Я боялась того, что мы услышим от Гавриила, но чувствовала облегчение. От меня больше ничего не зависело. Мне больше ничего не нужно было делать. Я была свободна.
Клеопатра помахала мне рукой с трибун. Рядом с ней сидел Наполеон. Азазель наклонился и начал ругаться себе под нос.
Царица с любопытством озиралась по сторонам. Кажется, Рай ей понравился – в нем было столько же великолепия, сколько и в ее дворце. Здесь не было места для всякого хлама, которого в Аду, к сожалению, временами было полно.
