– Пусти его! – заорал Брун.
Он ринулся к чудовищу, но Джонни перехватил его, обнял, прижав к себе спиной, почти нежно прошептал на ухо:
– Бальтазару все равно, чью кровь пить. Он уникален. Он велик. Он изменит этот мир…
Выронив Клифа, Бальтазар снова наклонился, но наступил на рассыпанные бусины и грохнулся на пол, поскользнувшись.
– Не сразу, конечно, – добавил Джонни, ослабляя объятия. Брун кинулся к останкам альфы, выхватил кол и, прыгнув на Бальтазара, вонзил его в грудь, пробивая шкуру.
Сердце, покрытое красной слизью, выскользнуло через горло, покатилось по полу.
– Ты почти рассердил меня, медведь, – сказал Джонни, хватая застывшего Бальтазара за ноги и волоча его назад к гробу. Шкура съехала и осталась лежать на полу ковриком. – На твое счастье, сердце нельзя разбить. Нет такого вещества или предмета в нашем мире!
Брун задумчиво посмотрел на Джонни, складывающего скелет в гроб, и вытащил из кармана штанов черную руку. Крепко схватив склизкое сердце, он стукнул по нему рукой Бальтазара. Он колотил что есть силы, отбивая себе пальцы, калеча сломанное плечо, и тонкая трещинка побежала по оболочке, расширилась, черная жидкость брызнула из нее во все стороны, прожигая руку Бруна до костей.
– Нет! – закричал Джонни, обернувшись.
– Да, – сказал Брун и ударил в последний раз.
Сердце раскололось, выпуская наружу густую черную слизь, которая свернулась, а потом шустро поползла, как червяк. И Брун пронзил ее когтем Бальтазара, пригвоздив к полу.
Джонни дернулся, но ноги его подкосились, он рухнул на пол, прополз несколько шагов и застыл, каменея. Оболочка сердца превратилась в пыль, черная слизь растеклась лужицей, засыхая, нога Бальтазара, свешивающаяся из гроба, осыпалась прахом. Брун повернулся на спину, перекатившись на медвежью шкуру, выдохнул.
– Брун! – Эльза влетела в комнату, кинулась к нему, обняла за плечи. – Брун, как же ты… что произошло? – Она заплакала, прикоснулась к ранам на его лице. Он протянул сбитую в кровь руку, вытер слезинку на ее щеке.
– Я весь в крови, – прошептал он.
– Брун! Я вызову «Скорую»! Сейчас! Потерпи!
– Это так здорово, – улыбнулся он.
– Что – здорово? Ты посмотри на себя! Да на тебе живого места нет!
– Ты не хочешь меня укусить, – сказал он и закрыл глаза.
– Брун! Нет! – Она обхватила его голову, притянула к груди. – Нет-нет-нет! Пожалуйста! Открой глаза! Проснись же, Брун!
* * *
– А если мы принесем ордер завтра? – предложила Мари.
– Завтра и войдете, – не уступал вампир. Вдруг его нижняя челюсть отвисла, кожа посерела, сползая вниз, как растянутый чулок, и он рухнул на грязный снег. Весенний ветер подхватил пепел, закрутив его маленьким буруном.
– Ты, конечно, горячая женщина, – заметил Кшистоф. – Но я впервые вижу, чтобы мужчину испепелило на месте. Вперед!
Черная дверь распахнулась, пропуская команду БОРа.
– Мари! Запах!
– Слишком много крови, – поморщилась она. – Я обернусь.
– Так, все отвернулись! – приказал Кшистоф. – Если замечу, что кто-нибудь подглядывает, – уволю!
Он сгреб сброшенную ею полицейскую форму с мраморного пола, сунул черные кружевные трусики в карман и побежал за пумой, которая уже неслась прыжками вверх по спиральной лестнице.
* * *
– Брун! Очнись.
Брун попытался приоткрыть веки, через полоску света проступили тонкие черты. Он улыбнулся, но на лице Эльзы появились рыжие усы, уши вытянулись, опушаясь кисточками, и он, вздохнув, снова закрыл глаза.
Его куда-то несли, везли, иголки впивались в тело, ремни перетягивали сломанные кости – он лишь слабо рычал. Ему надо было поспать. Он готов был проснуться, только если бы его разбудила Эльза…
Эпилог
– Ты идиот, – сказал Кшистоф, сидя за столом в доме Бруна. – Ты понимаешь, что натворил? Все вампиры сдохли. Тебе вменяли расовый геноцид!
– Не вменили же, – пробурчал Брун и вылил омлет на сковородку, держа миску одной рукой. Второй он все еще старался не шевелить лишний раз, хотя гипс уже сняли. Пальцы, отбитые рукой Бальтазара, заживали: розовые лунки ногтей потихоньку отрастали и отчаянно чесались по ночам.
– А все почему?
– Почему?
– Потому что папаша Эльзы, оказывается, партнер одной из крупнейших юридических компаний нашей страны. Тебя защищал целый полк адвокатов.
– Круто, – буркнул Брун, раскладывая омлет на две тарелки.
– Они применили закон «Око за око». Вампиры тоже относятся к особым. Относились. А шкура, в которую укутали Бальтазара, принадлежала твоему отцу.
– Знаю. Где она сейчас? В уликах?
– Я закопал ее на его могиле, – ответил Кшистоф, мрачнея. – Ты хотел сам это сделать?
– Нет. Спасибо.
– Пастырь сказал, что подарил ее альфе. Но адвокаты сумели убедить присяжных, что он мог действовать под вампирским гипнозом. В таком случае альфа становится соучастником. Якобы он попросил пастыря подарить ему медвежью шкуру, подтолкнув его тем самым к убийству.
– Надеюсь, пастыря не освободят под эту лавочку как невменяемого? – нахмурился Брун.
– Ну, он говорит, что им управляла сила предвечного, но по результатам судебно-психологической экспертизы он нормальный. Ему дали пожизненное.
– Строгого режима?
– Общего. Ты зря хмуришься. Он сидит вместе с оборотнями, сечешь? – оскалился Кшистоф. – И я уж постарался, чтобы они узнали, по какой статье. Так что пастырю придется очень, очень несладко… А самым сложным в твоем деле было убедить суд, что дед с пулеметом пришел в башню сам по себе.
– Земля ему пухом, – сказал Брун. – Феликс был лучшим. Знаешь что-нибудь про Эльзу?
Кшистоф отвел глаза, поерзал на стуле.
– Я ее не видел, но разговаривал с ее отцом. Она снова человек. Восстановилась в музыкальной академии. Они собираются в отпуск всей семьей.
– Это хорошо, – ответил Брун. – Если ты когда-нибудь дашь мне зеленую бирку, то, может, однажды, я смогу пойти в филармонию на ее концерт…
– Кстати!
Кшистоф вынул из кармана черный продолговатый прибор, приставил его к желтой бирке Бруна, щелчок – и она отвалилась. Рысь закрепил новую бирку, зеленую, как весенняя трава, подергал.
– Я ведь раскрыл еще одно дело благодаря Эльзе, – вспомнил он. – Когда тебя грузили в «Скорую», она еще была в сознании. Сказала: убийца Дробовицкого его жена – и отрубилась. Всю зиму на одном томатном соке – не диво! Я проверил ее слова. Смерть Дробовицкого наступила во сне, остановка сердца. Вроде ничего необычного, да и возраст. Но повторная экспертиза выявила отпечаток магии. Дальше дело техники – магические предметы подлежат регистрации. И что хранится у Айседоры Дробовицкой?
