Случайно я повстречал старых товарищей, пробившихся к нашей позиции. На их бледных лицах застыли страх и отчаяние. Они рассказали нам об ужасе, который им довелось пережить. Хайнц Шеле из Латвии подошел и рассказал об атаке русских танков на санитарный поезд: партизаны взорвали железнодорожный мост у села Касторное. Два поезда, полные беспомощными ранеными солдатами, застряли на путях. В этот момент подошли русские танки и открыли огонь по вагонам. Они были для них легкой мишенью. Через полчаса на рельсах остались лишь дымящиеся каркасы. Последние крики и стоны давно затихли. Закончилась одна из тысяч катастроф этих дней.
Русские взяли Поныри, перекрыв важную железнодорожную линию на Орел, нам пришлось оставить Щигры. Теперь опасность нависла и над Курском. Верховное командование приказало оборонять город, но солдаты и унтер-офицеры понимали, что это бессмысленно, потому что уже слишком поздно. Моральный дух армий, дивизий и сотен тысяч солдат упал до самой низкой отметки. Это было следствием того, что пришлось вынести большинству солдат, сражавшихся на кровавом фронте на протяжении 41 дня и ночи без перерыва, в то время как их товарищи неплохо проводили время во Франции. Вытерпеть это можно лишь до известного предела. И да поможет нам Бог в случае непредвиденной чрезвычайной ситуации!
Мы чертовски устали, наш дух сломлен! Видит Бог, мы всем сердцем преданные солдаты на передовой! Мы верим нашим вождям и несем тяжкое бремя без жалоб и с открытой душой, но пусть по-солдатски ведут себя и избалованные солдаты на Западе. И не говорите мне об английском вторжении. Пусть «томми» приходят. Им ни за что не вернуться, если за них возьмемся мы, бойцы Восточного фронта.
Теперь враг у Курской дуги. Запасы со складов продовольствия, вооружения и запасных частей вывезены, и последний госпиталь эвакуирован. На дома днем и ночью дождем падают бомбы. Вокзал сожжен и разрушен до основания. Больше ни одного поезда под парами для многочисленных будущих счастливых отпускников.
Железнодорожный вокзал Курска – это известное место для сотен тысяч немецких солдат! Именно здесь началось блаженство моего неописуемого четырехнедельного отпуска, именно здесь я сел на поезд с сердцем, бешено бьющимся от тоски по моему дому, Германии! Теперь все здесь изрыто воронками от бомб, казармы, где нам выдавали паек, сожжены дотла, указатель с надписью «Поезда отпускников в Германию» разбит в щепки. Разве это не символ или не предупреждение выбросить из головы все слащавые мысли об отпуске, родине, жене и детях и открыть душу ужасной битве за само наше существование? В этой битве не будет ни победителей, ни побежденных, только выжившие и навеки изуродованные человеческие существа!
Положение серьезное. Я снова получаю приказ эвакуировать все оставшиеся секретные документы и бумаги. Оставшееся важное оборудование связи перевозят во втором грузовике. За ночь через Льгов приезжаем в Суджу.
7 февраля
На следующее утро мы продолжили марш в направлении города Сумы. Улицы повсюду завалены снегом и запружены отступающими венграми. Тянется бесконечный караван саней и танков. Что за жалкое сборище! Они ковыляют по снегу, апатичные и мрачные, ноги обмотаны в лохмотья, кулаки сжимают тяжелые палки, а у многих на плечах только чехлы от винтовок – сами винтовки они давным-давно бросили или продали. Да, да, они продали свои винтовки! Сани нагружены добычей или товаром, которым они торгуют. Они больше не солдаты, а сброд. И виноваты в своем падении только они сами.
К полудню до Сум остается всего 14 километров. Мы голодны и замерзли. Ледяной ветер пронизывает до костей. Еще 14 километров – и мы насладимся теплым пристанищем.
Справа от нас – селение Шевченково, впереди и слева – лес. Багрово-красное солнце садится за верхушки деревьев. Мирная картина, напоминающая нам о доме, хотя леса в наших местах редкость, но мы уже так успели к ним привыкнуть. Никто не может упрекнуть меня за то, что я тоскую по дому. Я дорожу своими прекрасными воспоминаниями.
Внезапно мы снова сталкиваемся с суровой реальностью, над нами раздается мощный одиночный взрыв. Постоянные вспышки света видны на опушке леса, а теперь и в деревнях, расположенных далеко впереди. Три пули попадают нам в ветровое стекло, несколько осколков шрапнели падают справа и слева. Немедленно выбраться из машины! Мы упираемся в последние автомобили венгров. Перед нами немецкая машина и грузовик. Повсюду в панике разбегаются венгры. Никто из них не стреляет – у них все равно нет оружия! Все, что мы слышим, – пронзительные крики, стоны, пение и чириканье пулеметного огня, глухое уханье минометов и вой противотанковых орудий.
Два наших грузовика застревают на заснеженной дороге. Сани венгров загораживают проезд. Мы укрощаем брошенных лошадей, сверхчеловеческими усилиями убираем сани с дороги. Теперь мы – единственная мишень для противника! Мы в ступоре. Нам надо запустить двигатели грузовиков! Запускаем. Первый грузовик поехал. Капот грузовика срывает пулеметной очередью. В руках моего товарища, Дойчле, надвое разлетается карабин. Но грузовик едет. Огонь разрывов сверкает на снегу прямо перед нами, 20-мм снаряды ложатся вдоль обочины дороги!
Чертовы ублюдки! Я стою на подножке моего грузовика и оглядываюсь. Черный дым клубами поднимается над капотом грузовика, горит бензин! Мы уже почти добрались, но это – конец! Второй грузовик тоже потерян, горящий «форд»
[52] перекрывает дорогу.
Теперь нам приходится бежать ради спасения жизни! Бежим по колено в снегу, со всех сторон нас обстреливают из винтовок. Совершенно обессиленные, к вечеру мы добираемся в Юнаковку. Невероятно: никто из нас шестерых не получил ни царапины. Господи, помоги нам в будущем!
Село зачистили и сровняли с землей. В лесу следы примерно двухсот партизан или оставшихся красноармейцев. Выяснять это – не наше дело. Место атаки ужасно даже после того, как снег присыпал обезображенные трупы. Разбитые сани, грузовики, машины, мертвые лошади и около 80 убитых венгров лежат на земле. Немецкий автомобиль изрешечен пулями, словно решето. Он припорошен пушистым снегом, словно жалеющим изуродованные тела наших товарищей. Неподалеку посреди искореженного хаоса стоит немецкий грузовик, прокладывавший нам дорогу в снегу. Унтер-офицер и солдаты – мертвы, убиты шрапнелью! И тут я узнаю свой грузовик. Я очень рад. Беглый осмотр показывает, что грузовик был разграблен, но документы на месте. Часть ящиков открыты. Двигатель все еще в порядке, но кузов и крыша сильно повреждены.
Второй грузовик сгорел до самых колес, почерневшее железо в снегу – печальная картина. Но мы рады, что у нас еще есть второй грузовик с ценным грузом. Поздно вечером мы прибываем в Сумы и на время оказываемся в безопасности. Теперь угроза Сумам идет с юга. Далеко на западе противник прорвался и теперь находится рядом с Ромнами, что на полпути между Курском и Киевом.
В это холодное февральское утро воздух абсолютно спокоен. На безоблачном небе встало солнце. Его желто-красный шар резко выделяется на бледном сером небе. Над горизонтом – полосы зеленого цвета с оттенками розового. Ледяной воздух потрескивает. День и ночь играют в снежных лощинах, под солнечными лучами мерцающих синим, таинственным, как свет в пещере. Там, где солнце освещает снег, цвета переливаются в трупную бледность, слегка тронутую ярким, красноватым сполохом.
