Время не движется, каждая минута кажется часом.
Мы вползаем в землянки и заснеженные окопы. Вначале мы все еще разговорчивы, но потом делаемся все молчаливее и молчаливее. Мы надеемся, что разрывы прекратятся и противник начнет наступление. Но прямо сейчас нам надо выдержать этот бесконечный барабанный бой.
Пейзаж вокруг медленно меняет свой заснеженный облик. Осколки срывают камуфляж и стряхивают снег с ветвей. Воющий ветер вихрем несет снег во все стороны. Но грохот разрывов заглушает вой ветра. Взрывы взметают землю и съедают снег, превращающийся в покрывающую землю зелено-черную массу. Крошечные кусочки горячих металлических осколков и зазубренные ломти размером с ладонь со свистом несутся в воздухе. Это продолжалось три дня и ночи, прерываясь только на короткие промежутки. Огонь прекращается лишь тогда, когда большевики атакуют. Но, поскольку мы каждый раз отражаем их, несмотря на их танки и численное превосходство, их ужасный артиллерийский огонь начинается снова и каждый раз обрушивается на наши позиции широкой полосой и несравненной интенсивностью. А потом снежная белизна медленно обращается в черноту.
Красные бросают людей и оружие в бой жестоко и безрассудно. Им удается прорвать наш фронт. Их потери столь же тяжелы, как и наши. Несколько наших товарищей спокойно лежат на дне траншеи, снежинки садятся на их застывшие лица.
Воскресенье. Жуткая тишина висит над пустынным пейзажем после ожесточенных боев последних трех дней. Голую зимнюю землю освещают факелы горящих большевистских танков. И вокруг много таких темных пятен, неподвижных и безмолвных.
Мы привыкаем к тому, что атаки наступающих повторяются многократно, даже после того, как мы отбиваем их более десятка раз. Мы привыкаем к массам вражеских войск землистого цвета, будто вырастающим из-под земли и надвигающимся, как каток. Так было вчера, сегодня и, конечно, будет завтра. Много раз за несколько часов мы между атаками задаем себе вопрос: а не мертвые ли вновь восстали?
Все мысли сосредотачиваются только на текущем моменте, когда на нас изо дня в день обрушивается артиллерийский огонь, беспрерывные шквалы снарядов, мин, когда рвутся бомбы и скрежещут танки. Все наши действия и мысли сосредоточены на том, чтобы выжить. И мы научились ненавидеть. Мы видели, как наши дорогие нам, бесценные товарищи лежат на земле, изуродованные до неузнаваемости. Под конец жизни мы научились ненавидеть, что было нам вообще не свойственно, и еще ценить свое прошлое. Но еще не поздно.
Мы получаем письма. Они серьезнее, чем в прошлые недели. Это говорит нам о настроениях на родине и о тревоге за нас. Наши бои жестоки и беспощадны, как никогда раньше. Мы знаем, что на родине об этом знают. Сейчас это борьба за выживание, борьба за все.
ОРЕЛ
Около двадцати белых лучей шарят по небу. Это ночь бомбардировщиков. Вчера русские самолеты разбрасывали пропагандистские листовки, они объявили о налетах и посоветовали гражданскому населению покинуть город. Ночью падают бомбы всех размеров. Бесчисленные фейерверки и магниевые кассетные бомбы, также известные как «рождественские елки», освещают ночное небо темно-красным сиянием, снаряды автоматических пушек летят, как падающие звезды, и желтые вспышки шрапнельных бомб – настоящий ведьмовской шабаш. Эта ночь наносит большие потери нашим людям и оружию. Из-за этих адских ночей наш рацион в течение следующих недель состоит только из маргарина и урезанных пайков.
Орловское направление Восточного фронта
На фронте стало тише. Однажды рано утром нам приказывают сниматься с нашей нынешней позиции, чтобы поддержать наших товарищей. Мы в 6 километрах от линии фронта, почти в тылу. После десяти часов бодрящего сна, дважды прерванного бомбардировками иванов, мы в хорошем настроении и наслаждаемся завтраком. Все вокруг настолько тихо и спокойно, что мы очень удивлены, когда наша бабушка принимается укладывать жалкие пожитки, чтобы уходить в безопасное место. Она снимает со стены несколько фотографий, совершенно слепое зеркало и икону из угла. Я спрашиваю ее зачем, но она не решается ответить. Тем временем мои товарищи тоже собирают свои вещи. Опыт предыдущих отступлений научил нас, что, когда гражданские начинают складывать пожитки, нам тоже пора готовиться.
В январе мы были в Буденном и Валуйках, в феврале в Волчанске и Белгороде. И всегда оно и то же – мы обустраиваемся в деревенских хатах или в каменных домах, где, по крайней мере, есть окна.
Местные жители встречают нас услужливо, ловя каждое желание, слетающее с наших губ. Мы ложимся, чтобы прийти в себя после нашей вынужденной бессонницы. Просыпаясь, зовем «матку», поскольку за ночь в нетопленой хате становится холодно и мы ужасно замерзаем. Но никого нет. Мы оглядываемся: вся семья исчезла.
Мы час ждем объяснения, час почти неестественной воскресной тишины. И внезапно вокруг нас снова огонь и взрывы. Нам уже знаком этот нудящий звук, прерываемый лишь краткими мгновениями тишины, а затем мощные артиллерийские залпы. Адский концерт начался на закате и длился практически без перерыва до полуночи. И затем, так же внезапно и неожиданно, он прекратился, как и начался. Затем мы услышали боевую тревогу. Советы ворвались в город, начались ночные уличные бои.
Гражданское население стало покидать Белгород еще за неделю до захвата города Советами. Но мы посмеивались над засадой красных, поскольку считали ее невозможной. Фронт был далеко, очень далеко. Пока однажды утром в нашей округе больше не осталось гражданских, а перед домами стояли русские танки.
Мы свой урок выучили. Теперь мы со смешанным чувством вспоминали торопливые сборы нашей бабушки. Нашего хорошего настроения как не бывало. Все гражданские в других квартирах тоже исчезли без следа.
Нам надо демонтировать наши телескопические приборы наблюдения, нам предстоит столкновение с кучей проблем! Этих парней мы знали достаточно давно. Обычно гражданские остаются в своих лачугах, как тараканы, они не бегут, когда им угрожают бомбы или снаряды. Но сейчас гражданские сбежали, ожидая, что красные будут штурмовать дом за домом. Система связи у них секретнее племенных барабанов в Африке.
Около 19.00 необычайно громкий гул и треск со стороны фронта. Чуть позже прибывает посыльный из нашего полка и предупреждает нас, что красные прорвали линию фронта и теперь в километре от деревни.
Бой за деревню продолжается два дня и две ночи. Нам приходится нелегко, но все же удается отбить наступление Советов. На третий день линия фронта восстановлена. И одновременно возвращаются мирные жители, дружелюбные и невинно улыбаясь, как дети, будто ничего и не произошло.
Выбитые пулями стекла заменили, побитые стены замазали, а поврежденные крыши починили. Бабушка, мать и дети трудятся от рассвета до заката. Вечером большая семья сидит вокруг печки или лежит на полу. На околице деревни находится наш склад боеприпасов. Хотя место не самое лучшее, но это не важно, поскольку иваны давно нас не тревожили, а склад очень хорошо замаскирован. Снег уже рыхлый, но ветер все еще ледяной. Ночью мы ложимся на наши соломенные тюфяки, усталые как черти. И снова, как в другие ночи, хотим, чтобы наши русские хозяева ушли, и мы смогли бы хорошенько выспаться на наших соломенных матрасах. Но никто не снимается с места. Мы пытаемся спрятать головы в подушки. Вечером наши хозяева остались в душных, но теплых хатах. Позже они перебрались с детьми в погреба. Когда мы их нашли, они улыбались, но с нами разговаривать не стали.
