Наконец укладываемся и предупреждаем, что мы будем стрелять в любого, кто нарушит наш сон. Внезапно мы просыпаемся. Прямо на мне лежат куски оконной рамы, повсюду обломки и осколки стекла, а возле печи из глиняной стены торчит осколок размером с ладонь. Гул и треск со всех сторон. До двух часов ночи летят самолеты иванов. Я насчитал 53 разрыва бомб. Когда они улетают, треть деревни разрушена. Но, по крайней мере, им не удалось попасть в наш склад боеприпасов, в противном случае разнесло бы всю деревню.
Утром весь клан опять появляется и снова восстанавливает свои дома, насколько это возможно. Еще три ночи они продолжают спать в духоте, чтобы потом вновь исчезнуть в погребе. Между тем мы замечаем их действия. Мы собираем вещи и также находим укрытие в душных картофельных погребах.
Сегодня русские бомбардировщики возвращаются и уничтожают половину уцелевшей деревни. Остальное превращено в руины взрывом склада боеприпасов. Вновь русские гражданские оказались лучше информированы. У них есть своя подпольная связь с русским фронтом. Наша тайная военная полиция очень старалась раскрыть эту систему связи. Но бесполезно!
Я несколько часов стоял у дороги в сторону фронта в ожидании грузовиков, которые надо было направить на позиции. Идут вперед взводы, грохочет артиллерия, земля дрожит от разрывов. Сзади я вижу мерцающие огоньки сигарет. При каждом шаге моя саперная лопатка ударяется о противогаз. К фронту скачет верховой. Кто-то спрашивает, сколько сейчас времени: два часа ночи. В столовой поблизости заваривают свежий чай. Запах чая с ромом доносится через дорогу. Звон расставляемой посуды. Впереди нас грохот, небо освещает будто молнией – вспышки дульного пламени тяжелых артиллерийских орудий. Пулемет строчит мерно, как тикают часы. Наконец в три часа ночи подъезжают наши взводные грузовики, задержавшиеся из-за атаки иванов.
Выкурив на дорогу сигаретку, мы трогаемся в путь. Дорога становится все хуже и хуже, вся в выбоинах.
В деревне мы сталкиваемся с сильным пожаром. Взрыв рядом с нами на дороге. Машины мчатся назад. Из последней кто-то кричит: «Попадание в грузовик с боеприпасами!» На краю деревни яркое высокое пламя, освещающее траекторию снарядов вражеской артиллерии. Дело принимает серьезный оборот. Кто-то кричит: «Стой! Пожар разрастается! Ложись!» Земля вздрагивает от нескольких глухих взрывов. Мы вцепляемся в землю, как будто это может защитить. Свистят осколки, иногда издали доносятся глухие разрывы, выстрелы. Но нам надо ехать. К утру наш взвод должен быть на позиции.
Въезжаем на бревенчатую гать, худший участок дороги. По обе стороны бесчисленные воронки от бомб, и нас снова и снова бомбят, русские самолеты нас обстреливают.
Линия фронта немецких войск на Востоке, 10 мая 1943 г.
От деревни Башкатово осталось всего несколько тлеющих головешек, сломанная домашняя утварь да печные трубы, одиноко торчащие посреди разрушенных сгоревших изб, и отвратительный запах горящей плоти. Мы почти у цели. В 5.20 наш взвод находится на позиции, но двух хороших товарищей с нами нет.
Сезон грязи! Вслед за пронесшимися над полями и лесами снегами и ливнями ярко светит солнце. После трех солнечных дней начинает устанавливаться теплая погода. На четвертый день так тепло, что все вокруг обращается в грязь. В прошлые выходные талая вода, доходившая нам до колена, заполнила ручьи и сады. Весь окружающий пейзаж – гигантское озеро. Наши машины вязнут. Там, где мы раньше проезжали за час, теперь требуются три-четыре дня.
Нам везет, что вовремя прибыли наши сапоги, дающие нам хотя бы минимальную защиту от ледяной воды. Все готовятся жить как амфибии. Так же, как в прошлом году, раздали проверенные лекарства от распространенных болезней. Погода ужасная, кроме того, нас круглые сутки нещадно теснят русские.
В эти дни происходит нечто замечательное. Прибывает батальон новобранцев, свежие лица, новое обмундирование и амуниция. Их сапоги сияют, и их котелки и кружки никогда не видели русской печи, хотя на это мы обратили внимание намного позже. Замечательно то, что они шли колонной по три и пели! Мы выходим из покрытых толстым слоем грязи хат и землянок, бывших нашим пристанищем, не в силах постичь такое чудо. Мы стоим молча в своем заскорузлом от грязи камуфляже, с недоверием потираем заросшие щетиной лица. Они проходят вдоль ряда небольших холмиков с крестами на верхушке и, мне кажется, их голоса на мгновение срываются. Мы молча опускаем головы и глядим на свои мокрые, покрытые глиной сапоги. Кто-то отпускает шутку, жестокую в данных обстоятельствах шутку: «Скоро отпоют». Но никто не смеется, никто не соглашается с шутником. Все мы знаем, что эти молодые товарищи с родины пройдут последние два или три километра к позициям строем или цепью. Каждый будет держать винтовку в руках, чтобы та не билась о котелок. На мгновение они удивятся, услышав приказ вытащить все из карманов штанов и шинелей и переложить в нагрудные карманы. И они очень удивятся, когда они поймут смысл этого приказа. Так же было с нами, когда мы вошли в окопы. Ледяная вода залилась в сапоги, штаны прилипли к ногам. Но они выдержат, точно так же, как выдержали мы. Они будут наслаждаться благословением печки в землянке, ее тепло просушит штаны и носки. А когда их форма покроется хорошей глиняной коростой, никто больше не сможет нас отличить.
Они много думают о нас, а мы чувствуем к нашим молодым товарищам чуть ли не нежность. Мы завидуем их пению, пробуждающему в нас воспоминания о том, какими мы были прежде.
Эта зима сильно ожесточила нас. Она проморозила наши сердца, прогнала улыбки с наших губ и заставила позабыть наши песни. Колючий холод, воющие метели, дни без еды и ночи без сна избороздили глубокими морщинами наши изможденные лица.
Время от времени мы получаем эти не в меру умные письма из дома, с вопросами о нашем настроении на фронте. Мы качаем головой, не веря, как можно задавать такие дурацкие вопросы. Глупые штатские! Мы солдаты, сражающиеся на фронте!
Штормовой шквал собирается над степью на востоке, второй штормовой шквал со стороны Сибири. Под натиском этого шквала мы вынуждены пригнуться. Мы шаг за шагом отступали, зарываясь в землю, и так нам удается удержать позиции. Не спрашивайте нас, как нам удалось выжить этой зимой. Дома никогда не просите нас рассказать об этом. Однажды стиснув зубы в эти долгие зимние месяцы, трудно потом раскрыть рот. Не спрашивайте нас о будущем. Мы молча стоим на этой земле и сражаемся – и продолжим сражаться. Нам никогда не захочется об этом думать, мы хотим все забыть. И сейчас наши товарищи проходят мимо нас с песней на устах. Мы думаем, что наши сердца закалены льдом и сталью. И теперь, когда мы снова чувствуем их биение, мы понимаем, насколько долгой была ожесточившая нас зима. Наши юные товарищи не должны переставать петь. Мы будем стоять бок о бок: мы, прошедшие чистилище долгой зимы, и наши товарищи с молодыми сердцами и наивной уверенностью.
