Значит, ему действительно все рассказали. Совсем все.
— Поверьте, целью были вы, а не я! С талдохом у нас свои счеты, еще с того момента, как вы с неба упали! Это не из-за меня произошло, правда…
— Святая моя душа, — усмехнулся дракон. — На меня покушаются раз в три дня. Телохранителям Ролдхара вообще мухоморы за вредность работы выдают.
— Помогает? — удивилась я.
— Куда там. Средний срок жизни самого увертливого охранника — полтора месяца. Все серьезно. В последние годы мы стали наглядным пособием для начинающих убийц и террористов.
— Мне жаль.
— Лирика жизни, — отмахнулся он, и задумался, постукивая пальцами по столу. Я следила за этим незамысловатым действием и у меня родилась идея. Точнее, вопрос. Или, скорее, даже предположение…
— А как вы справились с первым проклятием? В тот день, когда с неба упали? Вы должны были погибнуть, но не погибли.
— А кто сказал, что меня тогда прокляли? — пальцы дракона замерли, а взгляд изумрудных глаз, внимательный, испытующий, заставил умерить пыл.
— У меня родилось предположение… Знаете, мы, Борхес, не боевые ведьмы. Мы зла не делаем. Но талдоха одна из наших сестер в сумеречный мир призвала. В средний же он являлся по зову кого-то другого. Я думаю, что катализатором выступало проклятье. Оно прорывало материю между мирами и, пользуясь силой, высвобождаемой со смертью носителя или контр заклинанием, сущность врывалась в наш мир, чтобы…
— Чтобы?
— Делать свое черное дело, — ответила пространно, не зная, имею ли право обсуждать с Абелардом убийства сестер нашего ковена. — Милорд, не сочтите за наглость или неблагодарность, но… Почему вы не доложите о нас с госпожой Венерой? Драконы ненавидят ведьм и служат Аркхарганам.
— Мы служим Аркхарганам, — подтвердил милорд. — Но, существенная поправка: Ролдхар ненавидит ведьм, не я. Это у него вендетта. Я всего лишь слуга закона и выполняю его предписания. Но, душа моя, всеми силами пытаюсь склонить владыку на свою сторону. Увы, безуспешно.
— Это замечательно, но вы не ответили.
— Что ж, мой юный следователь. Я так скажу. Я уже портил прекрасных леди, когда маленькая девочка с белыми, как снег волосами и глазами цвета липового меда взрывала наш особняк своим заливистым хохотом. А уж сколько от нее было проказ! Ты знала, что у Венеры отменный художественный вкус? Она шедеврально дорисовывает недостающие детали картинам великих классиков! Этот талант родился у нее в три года и к шестнадцати вылился в нечто изумительное. Мою маму шалости племянницы забавляли, меня — злили, — он улыбался, погружаясь в воспоминания, а мои брови поднимались все выше. Абелард — родственник госпожи Венеры? — Но шли года, Венера взрослела, менялся ее характер, круг общения, интересы… Она рано лишилась своей матери и моя — стала нашей общей.
— Ваша мама была ведьмой Борхес? — поразилась собственному предположению.
— В то время это не считалось проблемой, — пояснил дракон. — А сейчас… Двоюродная сестра смотрит на меня как на чужака и делает вид, что мы незнакомы. Не доверяет. И я не могу судить ее за это, ведь драконы убивали и продолжают убивать таких как она. Еще жив в памяти год красного жнеца…
Мы оба замолчали. Пять лет назад, когда ведьм обвинили в бесплодии и безумии императрицы, нас разрешили убивать на месте. Сколько сестер тогда полегло — не сосчитать. Меня спасло лишь то, что тогда я ведьмой еще не была…
Но Абелард — двоюродный брат госпожи Венеры? Почему она молчала? Ни словом, ни взглядом не выдала родства! Да и за все годы дракон ни разу не появлялся в лавке. Вот я неразумная! Потому и не появлялся, чтобы внимания лишнего к сестре-ведьме не привлечь. Он заботился о ней.
— Но мы отошли от главного, — дракон вывел меня из мыслей.
— Именно. Вы не ответили. Как вам удалось справиться с проклятьем?
Вот я неразумная! Если матерью Абеларда была ведьма, то он вполне знает многие ритуалы, заклинания и способы защиты. Это могло помочь первый раз. Враг, кем бы он ни был, невероятно умен, потому что проклятие мгновенной смерти опасно тем, что сплести контр заклинание невозможно. Попросту не хватит времени.
— Мне не удалось. Потому что в первый раз не было никакого проклятья. Мне стало плохо, я потерялся в пространстве и начал падать. Но поверь, душа моя. Проклятьем это не было.
— Что же тогда?
— Вот тебе вопрос: как и где я получил сегодняшнее проклятье?
— А что госпожа Венера говорит?
— Повторюсь, что мне любопытно твою версию послушать. Порой юный ум видит и мыслит шире. А порой, просто глубже сует свой очаровательный носик.
Я фыркнула тем самым носиком, который охарактеризовали как очаровательный. Какое завуалированное оскорбление! Но, увы, справедливое…
— Проклятье такой силы могла наложить лишь очень сильная ведьма Сотхо. Возможно, колдун, но без знаний Сотхо… маловероятно. Вот вы сейчас на ведьм грешить начнете, а ведь я сердцем чувствую, что дело здесь нечисто. За Сотхо не скажу, но с Борхес, что талдоха призвала, точно не все так просто, как может показаться.
— И ты знаешь Сотхо, что могла это сделать?
— А вы? Где вы были вчера?
— Ты хотела спросить, с кем? С леди Глендой.
Имя мне ни о чем не сказало.
— Аэлитой. Высокая, худая, копна иссиня-черных волос до самой за… Длинных, в общем, волос, — спохватился дракон и подался вперед, заметив мой изменившийся взгляд. — Что?
— Нам нужно с ней поговорить. Мне нужно с ней поговорить.
— Так, а теперь мы переходим к другому, важному уже для меня вопросу. Скажи, кто перед тобой?
Я замешкала с ответом, не понимая, что милорд имеет в виду.
— Вы… Милорд Абелард? — неправильные ответы. — Дракон?
— Именно. С небольшой поправкой — я повелитель изумрудных драконов. А мы, напомню, неуязвимы и бессмертны.
— С этим я бы поспорила… Жизнь показала обратное.
— Почти бессмертны. Не перебивай, женщина! — он закатил глаза, но говорил без малейшей злобы. Я, признаться, поражалась его способности контролировать зверя. Милорд Ролдхар уже давно пригвоздил бы меня к стенке за подобные расспросы или на цепь посадил, пугая разъяренным ящером. — Это мне следует закрывать тебя своей грудью, мне — умирать за красивую женщину и греметь в истории после героической смерти. Мне, понимаешь?
— Уверена, ваши потомки будут о вас очень хорошо отзываться.
— Невыносимо! — он всплеснул руками и пригладил без того идеально прибранные волосы. — Я о том, душа моя, что люди в моем мире к долгой жизни не приспособлены. Вы же хрупки, как стекло. Удивительно, как вы вообще умудряетесь до старости дожить, — на меня сейчас взирали с откровенной жалостью. Что-то подобное я слышала от милорда Ролдхара.
