Уотсон отсутствующе посмотрел на меня.
— Нервина? — спросил он. — Нервина… А что тебе известно о Нервине?
— Ничего. Ты сам только что упомянул о ней.
Казалось, ему никак не удается сосредоточиться. Он опасливо оглядел помещение. Похоже, он был изрядно напуган.
— Разве я упоминал о ней? Не знаю, Гарри, у меня в голове путаница. Нервина? Это — богиня. Она никогда не была и никогда не станет обычной женщиной. Она любит, но никогда не ненавидит. Но потом снова просто не любит. Она прекрасна, слишком прекрасна, чтобы принадлежать мужчине. Я уже оставил все попытки.
— Она жена Рамды?
В его глазах вспыхнул огонь.
— Нет!
— А ты любишь ее?
Взгляд его снова сделался безучастным. Но вот наконец он тихо произнес:
— Нет, я ее не люблю. Какой в том смысл? Она создана не для меня. Я любил, да. Но потом понял. Мне нужен был профессор… и «Слепое пятно». Она…
Снова он оглядел зал взглядом преследуемой жертвы. Что же он такое испытал? Через что прошел, что так изменился? Что это было?..
— Ты говорил, что не нашел «Слепое пятно»?
— Нет, я его не нашел.
— А есть какие-то соображения?
— Мой дорогой Гарри, — отвечал он, — я переполнен соображениями. В том-то и дело. Я уже близко подобрался к «Слепому пятну». В этом и кроется причина моего нынешнего состояния. Мне неизвестно только, где оно находится. Как между собой взаимодействуют процессы, его образующие? Вы помните ту так и не прочитанную лекцию? Доктор говорил, что миру будут предъявлены факты грандиозного значения. Он сделал великое открытие. Просто потрясающее.
Чик развернул перстень так, чтобы он всем нам был виден. Никаких сомнений — в камне было лицо доктора.
— Вот он — профессор. Если бы только он мог говорить. Тайна эпох. Просто представьте, что это означает. Где он находится? Я показывал камень самым знаменитым ювелирам, и они все как один не могли поверить своим глазам. Потом приходили к одному и тому же заключению — подделка, китайская или индийская работа, как они говорили. Многие из них хотели его распилить.
— А ты показывал его полиции?
— Нет.
— Почему?
— Да меня бы там просто высмеяли.
— А ты когда-нибудь им рассказывал об этом Рамде?
— Неоднократно. Они приходили и все обыскивали, но каждый раз он исчезал, словно тень. А теперь это превратилось в сказку про белого бычка, так что, если им позвонить и упомянуть о нем, они просто станут смеяться.
— А как ты это можешь объяснить?
— Никак. Я… я просто умираю.
— И никто из полиции?..
— Нет, есть один. Джером. Вы о нем слышали. Он следовал за профессором и Рамдой до дома со «Слепым пятном», как он его называет. Джером не тот, кого можно одурачить. У него есть глаза, и он все видел. Он расшибется в лепешку, но докопается до истины.
— Но он же не видел само «Слепое пятно»? А что если это просто ловкий фокус? Тебе никогда не приходило в голову, что профессора могли просто убить?
— Взгляни-ка сюда, Гарри. Неужели это похоже на убийство? Ты же видишь, что этот человек жив!
Уотсон протянул руку к перстню и повернул его камнем ко мне.
Тут вмешался Хобарт.
— Минутку, Чик. Мой друг Гарри — юрист. Он всегда во все лезет первым, особенно в спорах. А мое дело — вытаскивать его из неприятностей. Так что теперь моя очередь. Только один вопрос.
— Давай.
— Ты, как бы это сказать… э… не водил знакомства с Бертой Холкомб, когда учился в колледже?
Взгляд Уотсона смягчился и потеплел. Он кивнул. На лице появилось печальное выражение.
— Я понял, — сказал Хобарт. — И, естественно, по этой причине ты столкнулся со «Слепым пятном». Ты ищешь ее отца. Я прав?
— Совершенно.
— Хорошо. Вероятно, Берта посвятила тебя в кое-какие отцовские секреты. Не сомневаюсь, что у нее есть материалы по «Слепому пятну». Тебе удалось определить его местоположение?
— Нет!
— Ясно. А Рамда… он когда-либо пытался заполучить эти материалы?
— Много, много раз.
— А он знает, что у тебя их нет?
— Нет, не знает.
— Понятно. Получается, что ты являешься для него угрозой благодаря своей неосведомленности. Значит, по-твоему, главный злодей — Рамда… и, возможно, еще Нервина? Кто она?
— Богиня.
Хобарт улыбнулся.
— Ну да! — засмеялся он. — Богиня. Конечно! Все они боги. Их и сейчас в этом зале около сорока, мой дорогой друг. Смотри, вон они танцуют!
И вот я взял перстень. Он как раз подошел по размеру на мой палец. Я надел его и вгляделся в камень. Очертания профессора теряли четкость. Камень снова приобретал голубой цвет изумительного колдовского оттенка; не те яркие искры обычного бриллианта, а замерзшее свечение айсберга. Бесстрастное, холодное, пугающее, но одновременно манящее. Не знаю, почему, но мне в тот миг показалось, будто камень живет своей собственной жизнью; я ощутил сильное желание обладать им. Вероятно, это отразилось на моем лице, потому что Уотсон наклонился ко мне и взял за руку.
— Гарри, — спросил он, — как ты думаешь, ты сможешь выдержать такую ношу? Хочешь занять мое место?
Я посмотрел в его глаза. В их черной глубине была почти мольба.
— Так что, займешь мое место? — продолжал упрашивать он. — Готов ты отказаться от всего, что Бог дает счастливчикам? Оставить свою адвокатскую практику? Сможешь продержаться до конца, не спасуешь? Будешь ли…
— Ты имеешь в виду, возьму ли я перстень?
Он кивнул.
— Верно. Но ты должен заранее знать, на что идешь. Было бы убийством отдать его тебе, не предупредив. Умрешь либо ты, либо доктор Холкомб. Этот перстень — не просто ювелирная поделка. Даже не знаю, как это объяснить. Он порабощает человека, который носит его. Перстень коварен. Он, словно язва, разрушает тело. И приводит в ужас душу. Он…
— Зловещее украшеньице, — произнес я. — В чем же…
Но Уотсон меня перебил. В его взгляде читалась мольба.
— Гарри, — заговорил он, — кому-то нужно носить этот перстень. Этим человеком должен быть настоящий мужчина, который не побоится дразнить самого дьявола. Задача очень трудная, уверяю вас. Я долго не протяну. Ты тоже любил старого доктора. Если мы докопаемся до сути этого закона природы, то сделаем для человечества больше, чем каждый из нас может сделать в своей профессии. Мы обязаны спасти старого профессора! Он жив, и он ждет. Но существуют такие силы, о которых мы даже не догадываемся. Доктор не побоялся заниматься всем этим в одиночку. И пал жертвой собственного разума. Я же пошел по его стопам и вот, раздавлен, возможно, из-за своего невежества. Но мне не страшно, и я не хочу, чтобы мое дело умерло. Кому-то следует его продолжать, и этот человек — ты.
