Что ж, нет нужды излагать в подробностях все, что было сказано в течение следующего часа. Мало-помалу мы увеличивали круг знаний нашей гостьи о мире, в котором она очутилась, и мало-помалу же в ее сознании разворачивались соответствующие образы места, откуда она пришла. И когда ради эксперимента мы вывели ее на крыльцо и показали звезды, то были глубоко удивлены тем, как она на них отреагировала.
— О! — воскликнула она в искреннем восторге. — Я знаю, что это! — Теперь она говорила уже вполне уверено. — Это звезды! Но… они выглядят иначе… Их очертания не такие, какими я привыкла их видеть. Но это точно они и ничто иное!
ОЧЕРТАНИЯ НЕ ТАКИЕ! Я решил, что это очень значимое обстоятельство. О чем оно говорит?
— Взгляните, — я указал ей на созвездие Льва — оно находилось в зоне эклиптики, так что его было хорошо видно и с северного, и с восточного полушарий, — вам это знакомо?
— Да, — решительно ответила она. — То есть общее расположение, а не вид отдельных звезд.
То же самое было и со всеми остальными небесными светилами. Ничто не было знакомо ей точь-в-точь, однако она заверила нас, что не могла бы спутать звезды ни с чем другим. Это знание было живо в ее памяти, но его было невозможно объяснить, равно как не было ни малейшей догадки, почему они выглядят иначе.
«Возможно ли, — про себя подумал я, — что она — пришелица с другой планеты?»
Ведь нам известно, что небо, если смотреть на него с любой планеты этой солнечной системы, будет выглядеть практически одинаково, но с планеты, вращающейся вокруг любой другой звезды, форма созвездий будет так или иначе отличаться из-за огромного расстояния. Что касается различий во внешнем виде звезд, то его можно было списать на разные составы атмосфер.
— Ариадна, может статься, что вы прибыли с другой планеты!
— Нет, — она, кажется, вполне сознавала, что противоречит мне. Надо отметить, в ее манере говорить напрямую не было ничего обидного. — Нет, Хобарт. Я слишком отчетливо ощущаю себя дома, чтобы быть родом из любого другого мира, кроме этого.
Это на время выбило меня из колеи. Как это было возможно, что она, настолько несведущая во всех прочих вопросах, на этот счет была так уверена? Этому не было объяснения.
Мы вернулись в дом. Мой взгляд случайно зацепился за граммофон, и я подумал, что было бы неплохо проверить ее знания в этой области.
— Этот прибор кажется вам знакомым?
— Нет. Для чего он?
— Вы понимаете значение слова «музыка»?
— Конечно, — мгновенно просияла она, — вот это — музыка, — и она без всякого стеснения принялась петь чистым приятным сопрано, порадовав нас припевом песни «Я взбираюсь по горам!»
— Боже милостивый! — воскликнула Шарлота. — Что это может значить?
На мгновение меня озарило догадкой. Я озвучил ее:
— Должно быть, она бессознательно помнит, что звучало здесь незадолго до ее появления.
Чтобы доказать это, я выбрал инструментальный отрывок, который мы не ставили в тот вечер. Это было окончание увертюры к «Фаусту» — кстати говоря, любимейшая вещица Гарри и одна из моих. Ариадна прослушала ее до конца.
— Кажется, я слышала нечто похожее раньше, — медленно проговорила она. — Мелодию, а не… инструменты. Но это напоминает мне что-то, что я очень люблю.
Тут она снова начала петь. В этот раз ее голос звучал тверже, более выразительно, а что касается композиции… все, что я могу сказать: в ней были ясно различимы дикий, яростный звон, напоминавший «Людей Харлека», вот только ноты не соответствовали хроматической гамме. ОНА ПЕЛА В СОВЕРШЕННО ДРУГОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ.
— Боже мой! — воскликнул я, когда она закончила. — Вот это уже ЧТО-ТО! Мы впервые слышали подлинное порождение «Слепого пятна»!
— Ты имеешь в виду, — взволнованно сказала Шарлота, — что к ней наконец вернулась память?
Ответила сама девушка. Она вскочила на ноги, и лицо ее преобразилось восхитительной радостью. В то же мгновение она поспешно заморгала, словно пытаясь отстраниться от того, что ее поразило.
— О, я помню! — она почти плакала от радости. — Теперь мне всё ясно! Я знаю, кто я!
Глава XXIII
И снова Рамда
Я чуть было не завопил от радости. Мы вот-вот узнаем что-то о «Слепом пятне», что-то, что поможет спасти Гарри, Чика и профессора!
Ариадна явно понимала, как много зависит от того, что она собиралась нам рассказать. Она неторопливо села и подперла рукой подбородок, словно решая, как лучше выразить нечто весьма труднообъяснимое.
Что касается меня, Шарлоты и Джерома, нам каким-то образом удалось осадить свое нетерпение и сохранять молчание. Но мы не могли воздержаться от более или менее любопытных взглядов в сторону нашей гостьи. Вскоре я осознал это, встал и принялся тихо ходить по комнате, словно задумавшись о чем-то своем.
И это было недалеко от правды. Я пришел к совершенно поразительному выводу: я, Хобарт Фентон, влюбился! Более того, этот сердечный недуг поразил меня, мужчину очень крепкого, точно так же, как поражает людей слабых, — внезапно и беспощадно. Только что я был здоров и независим, собирался провести научное исследование, а единственным проявлением способности к возможным сантиментам была моя вполне естественная любовь к сестре и старому другу — и тут на собственных же глазах меня вот так вот сразило! А хуже всего было то, что ощущение мне НРАВИЛОСЬ. И мне было совершенно всё равно, что влюбился я в девушку, немногим отличавшуюся от призрака. Она пришла ко мне из тайны и в тайну же могла уйти. Еще только предстояло выяснить, из каких краев она прибыла!
Но это не имело значения! Она была ЗДЕСЬ, в одном со мной доме; я держал ее за руки; уже тогда я знал, что она НАСТОЯЩАЯ. И когда я подумал, что она может исчезнуть так же необъяснимо, как и появилась… ох, признаюсь, я побледнел. И в то же время я был в одном уверен: я больше никогда не полюблю другую женщину.
Эта мысль отрезвила меня. Я прекратил шагать и посмотрел на нее. Словно в ответ на мой взгляд она подняла глаза и улыбнулась так нежно, что мне понадобились все силы, чтобы не броситься к ней и не обнять.
Я поспешно отвернулся и, чтобы скрыть свое смущение, принялся мурлыкать себе под нос мелодию из уже упомянутой части «Фауста». Я пропел его весь до конца и начал заново, когда внезапно услышал, как девушка воскликнула:
— О, так вот оно что, Хобарт!
Я обернулся и увидел ее лицо, исполненное внеземного света.
— Хобарт, — повторила она так, как произносят имя кого-то очень дорогого сердцу. — Эта… эта музыка, что ты напевал! Я ведь вчера слышала, как Гарри Вендел напевает то же самое!
Думаю, мы выглядели ужасно глупо, все трое — мы только и могли, что, разинув рты, недоверчиво смотреть на это удивительное создание, огорошенные ее не менее удивительными словами. Она тут же изо всех постаралась загладить произведенное впечатление.
