Он ненадолго умолк, и, понимая, что мы едва ли сможем дольше сдерживать свое любопытство, добавил:
— Итак, осталось лишь одно, друзья, прежде чем я смогу всё вам объяснить, пока мы дожидаемся возвращения Джерома и генерала. Но сперва я должен увидеть того, кто вышел из «пятна» раньше меня.
— Ариадну! — Шарлота была изумлена.
— Ариадна! — со смесью растерянности и удивления воскликнул Уотсон. — Вы назвали ее… Ариадна?
— Она наверху, — вставил доктор Хиггинс.
— Я должен ее увидеть!
Минуту или две спустя они уже стояли в комнате, где лежала девушка. Одеяло было отвернуто, слегка открывая левую руку, плечо и утонченное, красивое лицо на подушке. Ее золотистые волосы разметались в своем буйном изобилии. Другая рука лишь едва виднелась из-под одеяла — на ней можно было заметить алый след там, где смыкался браслет Хобарта в момент его исчезновения.
Шарлота подошла ближе и приложила ладонь к щеке девушки.
— Разве она не чудо? — тихо спросила она.
Но доктор Хиггинс смотрел на Уотсона.
— Вы знаете ее?
Тот кивнул. Наклонившись, он прислушался к ее дыханию. В том, как он держался, читалось почтительное восхищение. Он коснулся ее руки.
— Теперь я понял, как это могло случиться. То же самое произошло и со мной, вот только… — он помолчал. — Вы зовете ее Ариадной?
— Надо же было как-то ее называть, — ответил Шарлота. — А это имя… оно словно само пришло в голову.
— Возможно. В любом случае, вы были удивительно близки к правде. Она из тех, кто носит имя Арадна.
— АРАДНА? Кто… что она такое?
— Ни больше ни меньше: Арадна. Она — одна из возможных причин нашего спасения. На земле мы бы звали ее королевой.
Потом, не дожидаясь неминуемых вопросов, Уотсон сказал:
— Ваш взгляд специалиста может вскоре подвергнуться решающему испытанию, доктор Хиггинс. Она просто впала в состояние оцепенения после того, как прошла сквозь «пятно»! — Шарлота уже описала ему появление девушки. — Загадка в том, что она еще час была в сознании, прежде чем оно охватило ее. Интересно, связано ли это как-то с энергичностью Хобарта? — он словно обращался к себе. — Что касается Рамды, — на его лице появилась улыбка, — то он просто интересуется «пятном», вот и всё. Он бы никогда не навредил Арадне и никак не повинен в ее нынешнем состоянии. Мы ошибались насчет этого человека. В любом случае, главным объектом нашего внимания пока что остается «Пятно Жизни».
— «Пятно Жизни», — повторил сэр Генри. — Это…
— Да, «Слепое пятно» — так его называют по ту сторону. Оно превосходит все ваши научные достижение, вмещает в себя любой культ и лежит в основе всякой истины. Оно… оно есть всё сущее.
— Объясните!
Уотсон повернулся к лежащей на кровати девушке. Он несмело коснулся ее щеки; в этом движении читалась нежность, близкая к преклонению. Это была не любовь — нет, скорее, чувство, с которым прикасаешься к фее. И духом, и плотью она была порождением иного мира. Уотсон мягко вздохнул и поднял взгляд на англичанина.
— Да, я могу объяснить. Теперь, когда я знаю, что она в порядке, я расскажу вам всё, что мне известно, с самого начала. Сейчас определенно ваша очередь задавать вопросы. Быть может, я и не смогу сообщить вам все, что вы хотите знать, но я, по крайней мере, знаю больше любого по эту сторону «пятна». Давайте спустимся в библиотеку.
Он взглянул на часы.
— У нас осталось около пяти часов. Наше испытание начнется, когда мы откроем «пятно». Мы должны не только открыть его, но и закрыть, чего бы это ни стоило.
Они спустились в холл на первом этаже. У парадной двери Уотсон остановился и повернулся к остальным.
— Минутку. Этой ночью мы можем проиграть. На случай, если так и будем, я хотел бы напоследок посмотреть на мой родной мир… на Сан-Франциско.
Он открыл дверь. Остальные ждали позади: может, они и не понимали, но подспудно догадывались о чувствах этого странного человека, готового к опасностям и приключениям.
Пейзаж, обстановка, красота — всё это слилось в одном мгновении. Уотсон, не надев шляпы, глядел на мерцающие огни «города аргонавтов». Луна на усыпанном звездами небе медленно плыла, мелькая в прорехах рваных туч. И над всем вокруг внезапно повисла тишина, словно по воле одного человеческого сердца.
Все молчали. Наконец Уотсон закрыл дверь. И слезы лишь слабо блестели в его глазах, когда он сказал:
— Ну что, друзья мои…
И он первым прошел в гостиную.
Глава XXIX
Мир сверхъестественного
— Рассказывая то, что мне известно, — начал Уотсон, — я, пожалуй, начну с небольшого предисловия. Это в какой-то степени необходимо, чтобы вы поняли меня. Кроме того, это позволит вам здраво смотреть на феномен «Слепого пятна», незамутненным взглядом. Я намерен поведать всё, ничего не утаивая. Делаю я это затем, чтобы, в случае, если мы проиграем, вы могли отчитаться за меня перед миром.
Вступление было довольно странным. Его слушатели обменялись задумчивыми взглядами. Но все они были настроены решительно, а сэр Генри почти нетерпеливо пододвинул свое кресло ближе.
— Хорошо, мистер Уотсон. Пожалуйста, продолжайте.
— Начнем с того, — сказал Уотсон, — что, как я полагаю, все вы слышали заявление доктора Холкомба насчет «Слепого пятна». Вы помните, что он обещал разгадать загадку сверхъестественного. Он утверждал, что сделает это с помощью средств не эфемерного, но вполне реального свойства, что сможет извлечь истину и материю. Итак, профессор дал обещание рассказать миру гораздо больше, чем сам ожидал. В то же время то, что он знал о «Слепом пятне», было наполовину фактом, наполовину — предположением. Как и его предшественники и современники, он смотрел на человека как на реальное понятие. Но теперь возникает вопрос: что на самом деле является реальностью, а что — нет? Ни одно ответвление философии не рассматривает эту задачу под таким углом. Епископ Беркли подошел близко, а за ним последовали и остальные. Но все они были обмануты собственной софистикой. Однако, если не считать самых отъявленных материалистов, все мыслители принимали во внимание загадку жизни после смерти… Никто и подумать не мог о «Слепом пятне» и о том, куда оно ведет и что может содержать в себе. У нас есть пять органов чувств, и Вселенную мы воспринимаем пятью мерилами. Однако «Слепое пятно» отметает даже их: кажется, что чем больше мы знаем, тем больше сомневаемся в самих себе. Как я уже сказал мадам Ле-Фабр, это непросто — решить, кто же такие призраки. В любом случае я УВЕРЕН, — он сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность сказанного, — что существуют бесчисленные миллионы существ, которые смотрят на нас и наши дела как на нечто совершенно сверхъестественное!
Он на миг замолчал, а затем продолжил:
— Помните, то, что я хочу вам поведать, — не меньшая правда, чем ваши собственные жизни с самого детства. Чуть больше года прошло с моей последней ночи на этой земле. Я решил выйти вечером в слабой надежде встретить кого-нибудь из друзей и получить хоть немного удовольствия от жизни, прежде чем наступит конец. Вот уже несколько дней я тяготился неким предчувствием, зная, что моя жизнь медленно ускользает, а энергия тает с каждой секундой, и закончится это, как я был уверен, моей смертью. Знай я тогда то, что знаю сейчас, я мог бы спастись. Но если бы у меня получилось, если бы я спас себя, мы бы никогда не нашли доктора Холкомба. Возможно, та же судьба и привела меня к Гарри в тот вечер. Не ведаю. Тем не менее, если мне и удалось узнать по ту сторону «Слепого пятна» истину, то она состоит в том, что существует нечто выше простой судьбы. Я никогда не верил в удачу, но, когда все складывается гладко вплоть до вздоха, невольно перестаешь быть скептиком в том, что касается судьбы и слепого случая. Я убежден: всё, что случилось той ночью, было ПРЕДРЕШЕНО с той стороны. Если вкратце, то, отдав это кольцо Гарри, я лишь позволил сбыться еще одному звену в цепочке событий. Так просто должно было быть — ПРОВИДЕНИЕ не позволило бы делу обернуться иначе.
