Геос шагнул вперед, и всё собрание Рамд поднялось на ноги — это движение было исполнено и достоинства, и почтения. Хотя Чик был чудом в их глазах, не было ни неподобающих взглядов, ни любопытных споров. В зале царили спокойствие, непринужденность, уравновешенность; единственным слышным звуком была всё та же тихая музыка невидимых колокольчиков.
Рамда Геос заговорил. Одновременно он по-дружески положил руку на плечо Уотсона — знак, по которому все остальные Рамды вернулись на места.
— Факт и материя, братья мои!
Геос сделал паузу, чтобы все поняли значимость того, что он только что произнес. Затем парой быстрых фраз описал суть дела, начав с кое-каких рассуждений и прочих подробностей, понятных Уотсону лишь наполовину; он часто ссылался на Харадоса и толкователей пророчества, потом упомянул свою основную специализацию — спиритизм, а также высказал свое отношение к вопросу материализации. После этого он перешел к отчету о появлении Уотсона в храме, его долгом сне и окончательном восстановлении. Гораздо подробнее он изложил суть их бесед.
До этого момента Рамды и не шелохнулись. Чик бросил взор на Арадну. Она слушала, подперев подбородок рукой; ее голубые глаза светились удивлением и естественной, неподдельной детской радостью.
Тут взгляд Чика перехватил Бар, и вновь прибывшего пробрала холодная дрожь от расчетливости, тяжелой циничности этого скептика и от странного предчувствия; эти глаза обжигали, точно пламя, лед или сталь. Уотсон мог лишь удивляться красоте и уму этого человека, его духовному превосходству, кричавшему о себе даже здесь, в присутствии Рамд.
Геос продолжал, на этот раз он изъяснялся просто. Уотсон ощущал, какое тот испытывает к нему почтение, он его чуть ли не обожествлял. Рамды слушали с явно всё возрастающим интересом, Арадна слегка подалась вперед. Даже Бар отвлекся от Уотсона, чтобы уделить больше внимания говорившему. Ибо Геос повел речь о Харадосе. Геос был столь же замечательным оратором, сколь и мистиком; он мастерски передавал слова Чика… и вот вершина: сам Харадос появился среди них, и… они его упустили!
На мгновение повисла тишина, затем раздался шорох общего обсуждения. Чик наблюдал, как Рамды склоняются, чтобы пошептаться друг с другом. Сможет ли он выстоять против них?
Но никто из них не взял слово. После первой волны тихих переговоров они снова погрузились в молчание. Напряженную тишину нарушил Бар Сенестро.
— Могу я спросить, Рамда Геос, что заставило тебя выступить с таким утверждением? Для начала, как ты докажешь, что этот человек, — он кивком указал на Уотсона, — не является просто одним из нас же, д’хартианцем или коспианцем?
Геос немедля ответил:
— Вы знаете, как его нашли, Бар Сенестро. Или у вас нет глаз? — судя по всему, Геос был уверен, что иных доказательств не требуется.
— Разумеется, — благодушно отвечал Бар. — У меня весьма зоркие глаза, Рамда Геос. А помимо них, есть еще и рассудок, дабы размышлять. Но вот воображение, боюсь, меня подводит. Я вижу перед собой существо, ничем от меня не отличающееся. Как вы докажете, что оно — подтверждение сверхъестественного?
— Вы скептик, — просто ответил Рамда. — Даже глядя на него в упор, вы полны сомнений. Но разве же вы не помните слов великого Авека? Разве не знаете пророчества Харадоса?
— Истинно так, Геос — помню и то, и другое. Особенно надпись на стене храма. Разве не сказал сам пророк: «И смотрите, в последние дни появятся меж вас самозванцы. Их вам надлежит побивать»?
— Всё это так, Бар Сенестро. Но вы хорошо знаете, как и все мы, что истинное пророчество должно исполниться, когда откроется «пятно». Разве его исполнение не началось тогда, когда Авек и Нервина прошли на другую сторону?
— Исполнение, Геос? Быть может, то был знак, предвещающий появление обманщиков! Конец не наступит, пока ВСЕ условия не будут соблюдены!
Но тут сочла за должное вмешаться Арадна.
— Сенестро, ты готов осудить этого человека, не дав ему сказать ни слова в свою защиту? Разве это честно? Кроме того, он не кажется мне похожим на обманщика. Мне нравится его лицо. Быть может, он — один из избранных!
Это последнее слово заставило Бара нахмуриться. Его взор медленно переместился на Уотсона; он быстро смерил его глазами, в которых читался холодный расчет.
— Очень, очень верно, о Арадна. Я бы и сам хотел позволить ему сказать что-нибудь от себя. Пусть позабавит нас своими речами. Что ваше величество хотели бы услышать, о Арадна, от этого призрака?
В его речах звучала ядовитая насмешка Чик резко повернулся к Бару. Их взгляды скрестились, и встреча эта не очень-то польстила Уотсону. Он был слегка неустойчив, самую малость сомневался в собственных возможностях. Он рассчитывал, что суеверие Рамд послужит ему опорой, пока он не встанет на ноги, однако это нежданное неверие его смутило. Однако же он не был трусом, и это чувство сгинуло почти что сразу же. Он направился прямо к трону Бара и заговорил снова, повинуясь чистому наитию:
— Арадна сказала правду, о Сенестро — или о Зловещий
[4], или как тебя там называют. Я требую честного слушания! Мне это причитается, ведь я прибыл из другого мира. Я последовал… за Харадосом!
Если Уотсон полагал, что раскусил Бара, то он ошибался. Глаза принца внезапно вспыхнули острым удовольствием. В мгновение ока его враждебность сменилась чем-то удивительно напоминающим восхищение.
— Хорошо! Между прочим, вы отлично сложены, да и вид у вас здоровый, странник.
— Не без того, — ответил Уотсон. — Однако я не в настроении обсуждать свою внешность. Уж конечно, я не уродливее некоторых буду.
— Еще и дерзите, — продолжал тот довольно беззлобно. — Знаете ли вы что-нибудь о Баре, с которым разговариваете так развязно?
— Я знаю, что вы намекаете, будто я лгу. Вы предположили это, выслушав ученого Рамду Геоса. Вам известны факты, вам известно, что я пришел от Харадоса. Я…
Но не слова Уотсона увлекали Бара. Стройная, хорошо сложенная фигура Чика, его стремительные движения перевесили мысли о пророке в голове человека на троне. Его радость говорила сама за себя.
— Вы действительно замечательно сложены, странник, — просто сделаны из железа, у вас прекрасная мускулатура, совершенные линии, вы двигаетесь быстро и точно!
И Бар сказал что-то одному из своих прислужников с тяжелыми лицами, потом внезапно встал и спустился с престола. Подойдя, он остановился рядом с Уотсоном.
Чик подобрался. Принц был на дюйм его выше, его руки были обвиты жгутами мышц. Под розоватой кожей Чик мог разглядеть едва заметную, словно бы кошачью, игру силы и бодрости. Он ощущал мощь этого человека, его цепкий, придирчивый взгляд, походку ягуара и уверенность плавных движений.
— Странник, — произнес Бар, — да вы ПОИСТИНЕ атлет! Кто вы по национальности — коспианец?
