Глава XLV
Арадна
Вот так профессор и вступил в непосредственный контакт с потусторонним — по чистой случайности. До этого времени оно было всего лишь предположением, теперь же стало фактом. Следующим шагом была возможность прямого общения.
— Это было непросто. Сначала я работал над тем, чтобы повторить увиденное мною явление, и первые результаты были весьма беспорядочными. Моей основной целью было добиться обмена осмысленными сообщениями с тем, кого я видел на том белоснежном камне внутри «пятна». В конце концов мне это удалось.
Он весьма недвусмысленно предостерег меня о том, что случится, когда «Слепое пятно» откроется — не только глазу, но во всей своей полноте, как оно открылось для молодого человека, про которого мне рассказывала пожилая леди. С помощью знаков мы договорились, что он пройдет сквозь «пятно» первым.
Видите ли, до самого момента, собственно, его прибытия я не знал, что он из себя представляет. Мне приходилось довольствоваться его языком знаков, на котором он уверил меня, что он — живой человек, настоящий, из плоти и крови.
Я сделал свое заявление. Вы знаете большую часть того, что за ним последовало. Рамда прибыл в Беркли; вместе мы вернулись на Чаттертон-Плэйс, так как было жизненно необходимо держать «пятно» открытым или, по крайней мере, сохранять это явление в таком состоянии, чтобы мы могли открыть его по своей воле. Мы оба были полны догадок.
Никто из нас в то время не знал, как долго Рамда сможет выдержать нашу атмосферу. Он рисковал своей жизнью, прибыв к нам. Конечно, я обязан был поддержать его осторожность и убедиться, что он сможет вернуться в свой мир.
Но что-то пошло не так. Невежество повинно в этом не менее, чем случайность. На Чаттертон-Плэйс я угодил в «Слепое пятно» и без малейшей подготовки оказался переброшен в Томалию.
Когда я миновал «пятно», в обратную сторону прошла Нервина. Так я и очутился в этом странном месте без проводника. К сожалению — или, пожалуй, к счастью, — я попал в руки Бара Сенестро.
Признаю, Сенестро, хоть и скептик, все же смелый человек. И, как многие другие маловеры, он не лишен чувства юмора. Мое прибытие было предречено Авеком, так что он знал, что я каким-то образом являюсь частью пророчества — того самого пророчества, исполнения которого он, по своим соображениям, не хотел. Потому он отрезал меня от внешнего мира здесь, в доме Харадоса. Довольно дерзкая штука противиться пророчеству в том самом месте, где оно было составлено! Однако это сыграло мне на руку. Я оказался в доме старого пророка, сокровищнице его мудрости, тайн, необработанных сведений и средств для испытания законов природы. В моем распоряжении было абсолютно всё: библиотеки, лаборатории…
Итак, в моем затворничестве у меня было всё, чтобы учиться, и ничего, что могло бы отвлечь. Прежде всего я углубился в их философию. Потом перешел к их естественным наукам, после чего переключился на историю. Тут-то я и сделал весьма ошеломляющее открытие. По всей видимости, Я И ЕСТЬ ХАРАДОС! Ибо мое прибытие было предсказано вплоть до часа. Продолжив исследование, я нашел немало других подробностей, которые показались мне знакомыми. Очевидно, что что-то привело меня к «пятну»; более чем вероятно, что это был не просто слепой случай! Я преисполнился уверенности, что на кону не только мое будущее, но и судьба мира, вернее — миров.
С течением дней я убеждался в этом всё больше. Одновременно я раскрыл множество тайн этого дворца, перенял мудрость древнего Харадоса. Несмотря на заключение, я был счастливейшим из всех живых и остаюсь таковым до сих пор. Бары пристально следили за мной, стража постоянно менялась. Во время одной из таких смен я и встретил МакФерсона.
Что ж, после знакомства с ним я во многом стал сам себе хозяин. Я убедил Сенестро позволить МакФерсону остаться моим постоянным телохранителем. Но я никогда не разъяснял Пату, что к чему — только сказал, что однажды нам предстоит вызволить себя.
Вы, возможно, задаетесь вопросом, почему я не открыл «Слепое пятно»?
Причин тому было несколько: во-первых, в силу природы этого явления, открыто оно может быть только с нашей стороны, не считая редких случаев, когда определенные условия складываются особенно благоприятно. Вот почему Рамда Авек не мог сделать этого сам; теперь я понимаю, что должен был сообщить ему некоторые технические детали. Тогда у меня было два ключа. Нынче же я знаю, что всего их три.
Я также выяснил, что каждый из них несет в себе нечто пагубное.
Голубой камень, к примеру, воплощает жизнь, и он мужского пола. Утверждение может показаться весьма огульным и двусмысленным, но, в конце концов, вы его поймете. Мужчину, который его носит, он со временем может убить, а вот женщинам от него никакого вреда.
Возможно, вы уразумеете такое описание немного лучше, если заметите, что я только что сделал посредством этого кристалла. Голубой камень — передатчик эфира. В каком-то смысле, он — одна из опор «Пятна Жизни» или «Слепого пятна»… хотя точнее было бы его назвать «Пятном Связи».
Две остальные частицы — красный и зеленый камни — соответственно являют собой Душу и Материю. Или скажем так: они есть эфирные зародыши этих истин.
Эти три камня составляют вечное триединство.
Что касается самой сути «пятна» — о ней я пока что ничего сообщить не могу. Но я знаю, что правда откроется скоро, вместе с исполнением пророчества. Я убежден, что именно оно перенесло сюда Уотсона, а потом — Гарри Вендела и Нервину.
— Вы можете им управлять? — спросил Чик.
— В определенной степени. Я мог наблюдать за вами с самого момента вашего прибытия. Вы не знали о Гарри, но я видел, как он появился… в объятиях Нервины.
Нервина кивнула.
— Так и есть! Мне хорошо известно, каков Сенестро! И я боялась, что Гарри попадется ему. До этого я пыталась заставить Гарри отдать камень Шарлоте Фентон. Я не доверяла великому Бару…
Гарри перебил ее:
— Только в силу своего недоверия Сенестро она и решила пройти сквозь «Слепое пятно» вместо со мной. Она знала, что делать. Как только мы добрались сюда, она меня спрятала и втайне выходила, вернув если не силы, то здоровье, а когда пришло время, бегом привела меня сюда — мы успели к окончанию в самую последнюю секунду.
Уотсон подумал о собаке, Куин. Она тоже пришла в самый последний момент, чтобы спасти его. Знает ли о ней что-нибудь Гарри? Когда Вендел рассказал всё, что ему было известно, Чик заметил:
— Всё это весьма странно, Гарри. Всё каким-то образом сходится так, чтобы совпадать с этим мудреным пророчеством. Возможно, это и объясняет твое влечение к Нервине — тут что-то неподвластное твоей воле, равно как и ее. Подождем — увидим.
Ждать пришлось недолго. Дни текли. Дворец был заполнен Рамдами, приглашенными доктором Холкомбом; тот, как и положено самому Харадосу, отдавал приказы насчет великого дня, последнего из шестнадцати, теперь совсем уже недалекого, дня, на который Рамды постоянно ссылались как на День Суда.
