Белка опять показала его муравью. Тот прочел его, нахмурив брови.
— Это плохое письмо, белка, — сказал он, дочитав до конца. А потом показал белке слова, которые, на его взгляд, были плохими и зловредными.
— А кто такой этот хмрош? — поинтересовалась белка.
— Я думаю, — произнес муравей, — что это кто-то подозрительный.
Белка ничего не ответила.
— Хорошо, что ты ему не ответила, — сказал муравей и резко отодвинул письмо в сторону.
На следующий день от хмроша пришло еще одно письмо.
Фигти белка!
Аоулушнт? Иолушснт? Йоу?
Шт. Шт. Крнгр!
Хмрош
Рано утром муравей уже пришел к белке.
— Ты опять получила письмо? — спросил он.
— Да, — кивнула белка.
— Ну-ка покажи.
Белка дала ему письмо. Муравей прочел его и тут же порвал.
— Это опасное письмо, белка, — сообщил он. — Не надо было тебе его читать. Все письма от хмроша ты должна рвать, не читая, а то…
— Что «а то»? — спросила белка.
— Лучше тебе этого не знать, — сказал муравей.
На следующее утро белка снова получила письмо от хмроша. Она прочитала его, а потом засунула в шкаф под разную пыльную рухлядь. Когда к ней примчался муравей и спросил, не получала ли она писем, белка покачала головой и сказала:
— Нет.
— Может быть, этот хмрош одумался, — предположил муравей.
Белка поставила на стол горшочек меда, и они молча его съели.
Все лето каждый день белка получала письма от хмроша. Она складывала их в шкаф и ничего не рассказывала муравью. Она много думала о хмроше. Как он может выглядеть? И про что он писал? Может, он однажды решит зайти к ней в гости? Но тогда муравью лучше в это время отправиться в путешествие… Иногда на лбу у белки появлялись глубокие морщины.
Муравей еще несколько раз спрашивал, слышала ли она что-нибудь о хмроше. Но белка каждый раз говорила «нет».
Однажды в начале осени письмо от хмроша не пришло. И на следующий день тоже.
Каждое утро, очень рано, белка вставала на цыпочки на ветке у своей двери и смотрела, ни прилетит ли к ней письмо. Но больше писем от хмроша не было.
Иногда, когда на улице было очень холодно или шел дождь, белка доставала письма хмроша из шкафа и читала их одно за другим. Ей хотелось посмотреть сквозь бумагу и понять, что же в них было написано.
— Хмрош, — шептала она. — Хмрош, хмрош…
И часто вздыхала, сама не зная отчего.
На платане на краю леса сова продавала письма.
У нее были странные письма, радостные письма, нежные письма, ехидные письма, письма, которые нельзя было отличить от ливня, грозы или лютика, письма, которые шипели, письма с усиками и чешуей, острые письма, которыми можно было разрезать торт, рычащие письма, письма, которые можно было использовать вместо двери, письма, которые цвели, а потом увядали, и еще много разных писем.
Но покупатели приходили к ней очень редко, и иногда сова продавала только половинку письма в день или вообще маленький кусочек.
Тогда она спрашивала:
— Желаете кусочек с «Дорогой» или кусочек «До скорой встречи»?
Потом она клювом отрезала кусок от письма и продавала его.
Часто за весь день к ней так никто и не заходил. Тогда она складывала маленькие стопки из «Как у тебя дела?» и «У меня все хорошо», потому что их можно было продать зверям, которые торопились. Или же она писала длинные серьезные письма без адресатов и складывала их в ящик стола. Эти письма она не продавала, она перечитывала их сама, когда наступала зима и платан был весь завален снегом.
Неподвижно застыв и закрыв глаза, она часами раздумывала над каждым словом, которое писала.
«Если я буду писать вещи, о которых я на самом деле думаю, — думала она, — тогда я должна буду написать вещи…»
Но она не знала, что ей тогда надо было бы писать. «Потому что о чем я думаю?» — думала она. И никогда этого не знала.
Часто она засыпала с глубокими морщинами на лбу.
Над кроватью у нее висела строчка из письма, которое она когда-то давно нашла в лесу. Эту строчку она перечитывала каждое утро, когда просыпалась. И каждое утро ей было интересно, что же там написано.
А написано было маленькими кривыми буквами:
У меня все довольно хорошо.
Прочитав это предложение, сова кивала и на минуту закрывала глаза. К собственному удивлению, она почти всегда соглашалась с этими словами.
Слон медленно плыл к морю на плоту, который он сам построил.
Карп, щука, лещ и лосось плыли за ним.
Все знали: слон плывет к морю. На плоту без мачты — так он собирался жить посреди моря.
— Это единственный способ, — объяснил он всем, и все кивнули. Это был единственный способ никуда не залезать и ниоткуда не падать.
— На море ведь ничего нет? — спрашивал он зверей, которые разбирались в море.
— Нет ничего, — отвечали они.
— И ни одного дерева? Ни единого дерева, которое случайно могло бы там оказаться?
— Нет.
Слон тяжело вздыхал и хоботом смахивал со щеки набежавшие слезы.
С собой он взял ящик сладкой коры, а дрозд научил его свистеть, чтобы на море ему было чем заняться.
Вдоль всего берега, насколько хватало взгляда, стояли звери.
— Пока, слон! — кричали они.
Они что-то выкрикивали, махали ему и карабкались друг другу на плечи.
— Пока, звери, — прощался слон и кивал им.
Чайка летела высоко в небе прямо над ним, а лягушонок прыгнул в воду и пытался доплыть до слона.
— Прощальный привет! — квакнул он.
— Пока, лягушонок, — ответил слон.
Белка взобралась на крышу своего дома и держала над головой лампу, чтобы слон мог еще раз ее увидеть.
Лампа блестела на солнце.
— Слон! — кричала белка, — слон!
Слон обернулся и увидел лампу.
— Пока, белка! — прокричал он и проглотил слезы, вспомнив все те вечера, когда он качался на ее лампе.
Под вечер он добрался до моря и медленно поплыл дальше.
Больше звери о нем не слышали. Некоторые быстро его позабыли или решили, что его никогда не было. Другие скучали по нему или думали о нем каждый день.
