– Старейшина что-нибудь объяснила?
– Нет, но когда она закончила с последним из списка…
– Она ничего не объяснила аж до Пятидесятого?
– Да. Ну, до сорок девятого, если быть точным, потому что одного пропустили.
– Она, разумеется, видела, что люди волнуются, и в конце извинилась, что заставила всех понервничать, – сказала Эдит.
– Серьезно? Верховная Старейшина принесла извинения?
– Представляешь? – продолжил Рольф. – В общем, в конце она вызвала этого мальчика на сцену…
– Я думал, он в обморок свалится, – вставил Эрик.
– Так что ему сказали?
– Что для него не предусмотрено Назначения. А потом Старейшина добавила, что он избран.
– Для чего избран?
Клэр никогда не слышала, чтобы такое случалось на Церемониях. Рольф развел руками:
– Мы толком ничего не поняли. – Он обвел взглядом товарищей за столом, а те закивали в подтверждение.
– Говорили что-то про Дающего и Принимающего, – заметила Эдит.
– Что бы это ни значило, – усмехнулся Рольф.
– Но звучало торжественно, – сказал Эрик.
– А мальчик что?
– Он выглядел совершенно сбитым с толку. Жалко его было, – вздохнула Эдит.
Прозвучал звонок, и все принялись собирать посуду.
– Интересно, что в этом мальчике особенного? – произнесла Клэр, обращаясь скорее к самой себе. Ее отчего-то поразила история про «избранного».
– Не знаю, никогда прежде о нем не слышал. Зато теперь его имя знает вся коммуна, – засмеялся Эрик.
– Все, кто был в Лектории, выпевали его имя, – сказал Рольф. – Раз за разом, это было похоже на Церемонию. Церемонию – как бы это назвать – Признания.
– И как его зовут? – спросила Клэр.
– Джонас.
Рольф, Эдит и несколько других повторили:
– Джо-нас! Джо-нас!
Люди за другими столами обернулись. Кто-то смотрел на них с улыбкой, кто-то выглядел слегка встревоженным, но в итоге все подхватили и стали выкрикивать имя избранного и не останавливались, пока второй звонок не оповестил об окончании ужина:
– Джонас!
– Джонас!
– ДЖО-О-О-О-О-НАС!
11
Вечером Клэр снова гуляла вдоль реки в одиночестве: второй день Церемонии был для всех утомительным, и работники разбрелись по своим комнатам, чтобы лечь пораньше или посидеть с рабочими материалами. Клэр читать материалы про выращивание рыбы было совершенно неинтересно: она работала не по Назначению, Комитет не подбирал ей работу в Инкубатории в соответствии с ее увлечениями и способностями, и происходящее здесь ее не занимало. Клэр было скучно.
Деление. Эпиболия и органогенез. Кортикальные альвеолы.
Клэр брела по дорожке и рассеянно бормотала вслух слова, значение которых не помнила.
– Чего-чего? – спросил чей-то голос неожиданно близко.
Клэр повернулась. На нее смотрел один из молодых людей с баржи. На нем были шорты и свитер, а на ногах – темные ботинки со шнурками. Подошвы у ботинок были толстые и рифленые: видимо, чтобы не скользить, когда ходишь по мокрой палубе.
Парень улыбался и не выглядел угрожающе, но Клэр растерялась: она никогда не разговаривала с чужаками, а они раньше никогда не заговаривали первыми.
– Это какой-то другой язык? – спросил парень с заметным акцентом.
– Нет, – вежливо ответила Клэр. – Язык тот же самый.
– Тогда что значит «кротикальные алли-оллы»?
Клэр расхохоталась.
– Кортикальные альвеолы. Пытаюсь зазубрить рабочие термины из материала про фазы эмбрионального развития рыб.
– Скучновато.
– Да, но необходимо, если работаешь в Инкубатории. Вы, должно быть, умираете от скуки? Все-таки разгрузка задержалась на два дня.
Парень пожал плечами:
– Отдыхать от работы как раз не скучно. Все-таки разнообразие. Завтра разгрузимся и отчалим.
Он подстроился под скорость ее ходьбы, и теперь они вместе приближались к мосту, где остановились и несколько секунд смотрели, как поток завихряется вокруг бетонных опор.
– Мост выглядит таким низким, – произнесла Клэр. – Наверное, баржа еле проходит под ним. Вам, наверное, приходилось видеть другие мосты? Что будет, если баржа не сможет пройти?
– Это капитан пусть волнуется, – рассмеялся парень. – У него и навигационные карты, и опыт, чтобы такого избежать. Но вообще мы до сих пор ни в один мост не впилились при высоте шесть метров и тридцать сантиметров.
– Мы обязаны уметь плавать, но при этом в реку заходить запрещено, – сказала Клэр.
– Обязаны, значит? – парень опять засмеялся. – Зачем уметь плавать, если не заходить в реку?
– Не знаю, – призналась Клэр, почувствовав легкое волнение. – Это одно из правил коммуны. Всех детей учат в бассейне, когда им исполняется пять лет.
– А я научился плавать, когда отец столкнул меня в пруд, – сказал парень. – Мне было восемь или около того. Жуть как наглотался воды, пока добултыхал до пристани. А отец сидел там и ржал. Я заорал на него, когда выкарабкался, и он столкнул меня обратно.
– Звучит ужасно.
В коммуне детей учили плавать поэтапно, под наблюдением Инструкторов. Клэр не могла даже представить, чтобы Отец со смехом столкнул ее в водоем.
– Зато я с тех пор отличный пловец. В эту реку, правда, не полез бы, – парень посмотрел на неспокойную темную воду, которая оставляла пену на скользких камнях, поросших водорослями.
Несколько лет назад мальчик по имени Калеб упал в эту реку неподалеку от моста. Всю коммуну тогда собрали, чтобы совершить Церемонию Потери. Клэр хорошо помнила тот день: всеобщий шок, приглушенные голоса; родители прижимали к себе детей и повторяли по много раз, что река опасна. Родителей Калеба, кажется, потом наказали. Оберегать ребенка и внушать ему важность соблюдения правил безопасности было частью их обязанностей. Родители Калеба не справились.
А сейчас перед Клэр стоит человек, которого отец сбросил в воду, да еще и смеется, вспоминая об этом. Очень странно.
Разговор и прогулка продолжились. Парень расспрашивал про ее работу; речь зашла о рыбе.
– Есть такие воды, – произнес он, – где водится рыба размером с нашу баржу. Ну, почти. Только это далеко-далеко отсюда, – парень неопределенно махнул рукой.
Клэр подумала, что он, должно быть, шутит, но вид у него был серьезный.
Ей хотелось узнать про него больше; узнать, откуда они приплыли и куда дальше отправятся, хотелось узнать про Другие Места, но задавать вопросы было неловко. Вдруг это нарушало какие-нибудь правила? К тому же начало темнеть. Поэтому Клэр просто сказала:
